Последний апокриф. Роман-стёб. Семен Злотников

о реальности – будто из времени выпал!

      Придя же в себя, он обнаружил рядом с собой на заднем сидении Ивана, афророссиянина – целого и невредимого.

      – Звал? – спросил неожиданный гость.

      – Вроде нет… – растерянно пробормотал крупье.

      – Извини, – усмехнулся Иван, погрозив Джорджу пальцем, и вытек черным желе через щель в окне.

      – …А теперь ты ответь, куда все девается? – донесся до Джорджа вопрос на миллион английских фунтов.

      – Ничто никуда не девается! – уверенно ответил Джордж и протянул водителю деньги.

      – А вот мне все равно интересно: гденаходится никуда? – настойчиво интересовался прыщавый.

      – Никуда, полагаю, находится нигде! – усмехнулся Джордж, дружелюбно похлопав водителя по плечу, полез из машины прочь и, не озираясь и не оглядываясь, заторопился в метро…

      20.

      …И тут же из черного джипа с затемненными окнами вылезла примитивного вида бабища с белоснежным гусем в базарной кошелке.

      Размашисто перекрестившись, она вразвалку отправилась следом за Джорджем…

      21.

      В то же время, в далеком Китае…

      …Между тем на другом конце света, в далеком Китае, в горной провинции Тянь-Шань, на снежной вершине, овеваемой дикими ветрами, возле огромного валуна, босиком, на одной ноге, раскинув руки, стоял Иннокентий, по прозвищу Ю (Иннокентий, собственно, русский аналог китайского имени Ю – так что имя и прозвище, можно сказать, совпадали!).

      Другая его нога привычно покоилась на нешироких, но будто литых из крутого металла плечах.

      Глаза Иннокентия были закрыты, он медитировал.

      Далеко вверху сияло холодное солнце, далеко внизу, под ним – проплывали стада облаков.

      Еще ниже виднелся монастырь, казавшийся игрушечным с высоты.

      А еще ниже – парил одинокий орел.

      На тонких, красиво изогнутых бровях медитирующего серебрилась льдинками роса, в то время как с его плеч к небу вздымался горячий пар.

      В этом мире покоя, красоты и безмолвия, казалось, существовали только два живых существа – Иннокентий да горный орел…

      Наконец наш герой открыл глаза и плавно опустил ногу на скользкую твердь скалы.

      Все десять пальцев он собрал в кулаки и набрал в грудь разреженного воздуха; затем неторопливо выдохнул и снова вдохнул; и снова расслабил кулаки и еще крепче стиснул (хотя куда уже крепче!); после чего внимательнейшим образом примерился к гранитному валуну и со страшным воплем поразил оный лбом – от чего скальный гигант распался надвое, как спелый арбуз от быстрого и точного удара ножом.

      Ю задумчиво сковырнул со лба налипшую гранитную крошку и – кажется, в который раз! – проследил траекторию полета орла.

      Наконец он поднял бойцовскую куртку и небрежно накинул ее на плечи, достал с груди складной образок на веревочке и раскрыл – на него с молчаливым укором смотрели жена и дочь, двух с половиной лет.

      Фотография вдруг ожила, и ребенок воскликнул: