Из моей тридевятой страны. Елена Айзенштейн

лет. Вёл путь высокородный

      дитятю, сквозь разор весны,

      в театр – большой, восьмиколонный.

      С театром связано у Ахмадулиной и первое осознание своей близости к народу. Народ, в понимании Ахмадулиной, – те, кому дорого искусство, искусство театра, в том числе:

      Балета маниаком став

      роднёй и ровнею народа

      очнулся он. И всем устам

      всех ярусов он вторил громко

      Как мне взлетать и падать где?

      Я – старой грамоты вiола

      Моё с Борисом па-де-де,

      примите, Катя и Володя.

      Себя в этом стихотворении Ахмадулина определяет старинной виолой, одним из инструментов камерного оркестра, сопровождающего балетное действие. «Па-де-де» – нерасторжимая творческая и духовная связь с мужем, с театральным художником Борисом Мессерером.

      Вполне закономерно обращение Ахмадулиной в стихах к одной из самых замечательных пьес А. П. Чехова – «Вишневый сад». Свое стихотворение Ахмадулина так и назвала «Вишневый садъ» (2006), с ятем на конце, в подражание 19 столетию, в знак родства с Чеховым. Стихотворение открывает мысль о невозможности творчества, о немоте, но вот поэт начинает писать, несмотря на то, что «белый свет – спектр, сумма розней, распрей», мир – сумма трагедий, но Автор уходит из настоящего в воображаемый, радужный мир, и возлюбленный Ахмадулиной образ сада становится знаком прекрасного февральского дня. Стихотворение дописывается ночью: поэт рисует картину ночи: зарю, сад, по-ночному освещенные заснеженные деревья:

      Не описать ли… не могу писать…

      Весь белый свет – спектр, сумма розней, распрей.

      В окне моём расцвёл вишнёвый сад —

      белейший семицветный день февральский

      Сад – самоцветный самовластный день.

      Сомкнувши веки, что в окне я вижу?

      Сад – снегопад – слышней, чем вздор людей.

      Тот Садъ Вишнёвый – не лелеет вишню —

      не потому, что саду лесоруб

      сулит расцвет пустыни диковатый.

      Был изначально обречён союз:

      мысль и соцветья зримых декораций.

      Так думал Бунин – прочитает всяк,

      кто пожелает. Я в сей час читаю.

      Чем зрителю видней Вишнёвый садъ,

      тем строже Садъ оберегает тайну.

      Что я в ночи читаю и о Ком —

      мне всё равно: поймут ли, не поймут ли.

      Тайник – разверст и затворен. Доколь

      скорбеть о тайне в скрытном перламутре?

      Вишнёвый сад глядит в моё окно.

      Огнь мыса опаляет подоконник.

      Незваный, входит в дверь… не знаю: кто.

      Кто б ни был он, я – жертва, он – охотник.

      Вишнёвый сад в уме – о таковом

      не слыхивал тот, кто ошибся дверью

      Как съединились сад и Таганрог, —

      понятно лишь заснеженному древу

      в окне