Опаленные страстью. Аси Кубер

невозможно, так как у одной кареты, на дверце которой красовался графский герб Пемброков, отвалилось колесо, а другой экипаж был вообще перевернут. Возле него бегал растерянный слуга. Прохожие с любопытством останавливались. Причиной всей этой суеты был босоногий мальчишка, должно быть, переходивший улицу. Он с испуганным видом стоял на тротуаре, едва сдерживая слезы.

      Вскоре толпа зевак, загородив проезд, отрезала путь кебу, где сидела Олимпия. Злясь из-за вынужденной остановки, она не заметила, как проехавший мимо всадник поклонился ей. Только когда он отъехал, она узнала мистера Далтона. Он подъехал к карете с гербом. В мгновение ока он спрыгнул с белой лошади и, открыв дверцу, помог графине Пемброк выйти из кареты.

      Когда пожилая дама с трудом спустилась на землю, издав при этом отчаянный крик, Олимпия мгновенно догадалась, что она повредила себе ногу при столкновении экипажей, а на лбу у нее красовалась огромная шишка. Внезапно молодая особа со злорадством отметила про себя, что ничего не имела бы против, если бы на месте графини Пемброк оказалась ее дочь. Тогда леди Брент, по всей вероятности, до конца сезона не появилась бы в обществе, где она могла встретить герцога Ормонда. Таким образом, она сама была бы избавлена от опасной соперницы, если вспомнить, что на вчерашнем балу Эдгар не сводил с нее глаз.

      Неожиданно Олимпия улыбнулась, представив миниатюрную леди, корчившуюся от боли, с припарками на лице. У нее вмиг поднялось настроение, несмотря на то, что день с утра был испорчен. И она, с быстротой молнии выпрыгнув из кеба, пересекла мостовую и подошла к мальчику.

      Улыбаясь, Олимпия осведомилась:

      – Как зовут тебя?

      – Джим Кребс, мэм.

      – Ну и озорник же ты! Видишь, что произошло по твоей вине?

      – Да, мэм. Но я не виноват, – вдруг захныкал он.

      – Не плачь, Джим. Я вовсе не ругать тебя пришла.

      – А зачем же? – с недоверием в глазах спросил Джим Кребс.

      – Только поблагодарить, ты доставил мне развлечение.

      – Не понимаю вас, мэм! – мальчик с изумлением смотрел на изысканную даму.

      – Да тебе и не надо ничего понимать, – рассмеялась Олимпия. – Лучше скажи: где ты живешь?

      – Где придется, мэм.

      – Как это? – в свою очередь удивилась она.

      – У меня нет своего дома, – Джим Кребс опустил глаза. – И родителей тоже нет.

      – Значит ты – бездомный, – констатировала Олимпия, с жалостью глядя на мальчика.

      – Совершенно верно, мэм.

      Она порылась в своем ридикюле и, достав несколько монет, протянула их Джиму Кребсу.

      – Возьми, Джим. Этого тебе должно хватить на неделю.

      Взяв монеты, мальчик быстро зажал их в руке и, с благодарностью глядя на Олимпию, произнес:

      – Спасибо, мэм. Я никогда не забуду вашу доброту.

      – Я тебя тоже, Джим, – улыбнулась она и, повернувшись, пошла прочь.

      Вернувшись к экипажу, Олимпия в мгновение ока взобралась в него, не обратив