Полымя. Сергей Борисов

смотрела на Олега, словно пыталась что-то разглядеть. Или разгадать.

      Олег привязывал «бестер». Обвивал цепью дейдвуд мотора и замыкал замок, чтобы не снимать подвесник и никого не искушать: свои, местные, не тронут, но вдруг кто сторонний на озере объявится, что вряд ли, конечно, но всякое случиться может.

      Самые обычные дела позволяли изгнать с лица то, что могло его выдать. Он не хотел такой откровенности. «Мама!» – кричал Славка. У него такого не было. С мамой, его мамой, дай ей Бог здоровья. Он завидовал Славке, злился на себя и не в силах был с собой справиться.

      Колычева могла заметить плохо стертые следы этой зависти, и Олег отворачивался. Темнота была ему в помощь, а ей не в помощь фонари.

      Вот почему он задерживался на Косом допоздна. Не из-за Славки. Эти минуты на причале, всего-то одна-другая, портили все. Поэтому они отправлялись на остров раз в месяц, не чаще, когда Олег сдавался, потому что Славка так ждал, смотрел так жадно, что не уступить было невозможно.

      «Пора нам», – говорила Мария Филипповна.

      Он поднимал на плечо весла, их он относил в эллинг.

      «До свидания. И тебе, Слава».

      «Я завтра приду», – тот отрывал голову от плеча матери.

      «Конечно, приходи. Будем корабль строить. Еще дядя Саша приедет. Когда хочешь, тогда и приходи».

      «Приду».

      Славка никогда не болел, не простужался. Все недуги и невзгоды, отмеренные Господом ли, судьбой ли, он уже выбрал. Поэтому он придет. И завтра, и послезавтра…

      «Может, отвезти?» – спрашивал Олег. Колычевы были не из Покровского – полымские, но и туда четыре километра, и это если по тропинке вдоль берега, обходя Подлое болото, а по дороге все шесть. Поэтому он и спрашивал, даже не гадая, что услышит в ответ.

      «Мы сами, у меня фонарик есть», – гордо говорил Славка и доставал из кармана фонарь. В его пластмассовом корпусе была укрыта динамо-машинка, приводившаяся в действие рычагом. Фонарь тонул в ладони Колычева. Тот начинал сжимать пальцы. Раздавалось жужжание, соцветие LED-светодиодов выбрасывало белый луч. Олег как-то попробовал, но чтобы так быстро и так ярко, у него не получилось.

      «Пойдем, Слава!» – торопила мать.

      Они уходили. Луч фонаря шарил по траве. Иногда сквозь него проскакивали белые искры – мотыльки, а иногда Славка ловил лучом ночную бабочку, и та металась в конусе света, пока в отчаянном усилии не вырывалась на свободу – во тьму.

      Олег поднимался к дому. На ступеньках всегда что-нибудь находилось – пирожки, печенье, банка молока, не только Шурупу лакомиться. Молоко у Марии Филипповны Колычевой было чудесное. Но его к ночи, может быть. Сначала водки.

      * * *

      Лера поддернула замок «молнии» к шее. Куртка жала в плечах, но уж лучше так, чем голой грудью на всю улицу светить.

      Настроение менялось ежеминутно. То она улыбалась, вспоминая реакцию матери… Этого она и добивалась – позлить. Для того нацепила шмотки, в которых нечего удивляться, если на улице к тебе подвалит урод с мутными глазами и предложит располовинить пупырь пивасика. Ханжам