Мельница / The Windmill. Дон Нигро

Я уменьшаюсь и уменьшаюсь. Потом исчезну. Ничего не имеет значения. Ничего спасти не удастся. Все обречено. Все потеряно. Все – ничто.

      ДЖЕЙМС. Спасенные и проклятые суть одно.

      СТЕЛЛА. Ты такой странный, правда.

      ДЖЕЙМС. «Ты такой странный, правда», – сказала она. Если бы она знала, насколько она права. Она ходила в трущобы, занималась благотворительностью, помогала бедным. Была к ним так добра. Действительно о них заботилась. Я знаю, потому что обычно шел за ней следом, шпионил за ней. Говорил себе, чтобы при необходимости смогу защитить ее, но, конечно, лгал. Ревновал. Как она могла питать такие теплые чувства к этим грязным никчемностям и ничего не испытывать ко мне? Зачем тратить на них время? Совершенно безнадежные, ни на что не годные, и тем не менее она проводила с ними долгие часы, лечила больных, утешала несчастных, играла с грязными детьми, позволяла залезать к ней на колени. А для меня времени у нее не было. Теперь я задаюсь вопросом, а может, Стелла не была очень умна и не понимала, для таких людей сделать можно только одно: убить их и избавить от всех страданий.

      ВИРДЖИНИЯ. Стелла была лучше любого из нас.

      ДЖЕЙМС (обращаясь к СТЕЛЛЕ, в разговоре из прошлого). Почему ты ходишь в Уайтчепел?

      СТЕЛЛА. Помогать бедным.

      ДЖЕЙМС. Нет. Это только предлог. Причины, по которым люди что-то объясняют, всегда ложь. Я скажу тебе, почему ты ходишь туда. Ты ходишь из-за темноты и опасности. Из-за бедности и вырождения. Из-за возможности насилия. Тебя все это физически возбуждает.

      СТЕЛЛА. Я не возбуждаюсь. Я боюсь. Это не одно и то же.

      ДЖЕЙМС. Ты боишься, но все равно идешь туда, потому что страх – часть твоего возбуждения. Секс и смерть тесно связаны. Всякий раз, отдаваясь мужчине, женщина рискует жизнью. Беременность равносильна смерти. Я тоже возбуждаю тебя. Но от меня ты убегаешь. В одном случае тебя тянет к тому, чего ты боишься, в моем – ты убегаешь. Потому что я преследую тебя? В этом все дело, да? Если бы не преследовал, ты бы помчалась за мной на всех четырех, как сука в течку?

      СТЕЛЛА. Джеймс, извини, но я тебя не люблю. Во всяком случае, как тебе того хочется.

      ДЖЕЙМС. «Я тебя не люблю, – сказала она. – Пожалуйста, пойми».

      СТЕЛЛА. Пожалуйста, пойми. Я тебя не люблю. Я тебя не люблю.

      ДЖЕЙМС. Она продолжала этого говорить. Словно пронзала меня ножом. Снова и снова. Словно старалась убедить себя. А может, наслаждалась чувством власти, которое давала ей возможность причинять мне боль.

      СТЕЛЛА. Я тебя не люблю. Я тебя не люблю.

      ДЖЕЙМС. Сверху сладкая невинность, но ниже пояса они – кентавры.

      ВИРДЖИНИЯ. На самом деле ничего этого, естественно, не было.

      ДЖЕЙМС. Да. Говори это себе. Толку не будет. Все, что чувствуешь, реально. Зови на помощь, кого хочешь, никто не услышит. Никто тебя не спасет. Никто никого не спасет. Даже твой приятель Раффинг. Теперь никто тебе не поможет.

      ВИРДЖИНИЯ. Так мало известно о женщинах. Мужчины так мало знают о женщинах. Так мало.

      КЭТЛИН (пересекает сцену, катит перед собой детскую коляску, образ из далекого прошлого, поет):

      Живет та красотка одна,

      И