Книга Часов (сборник). Райнер Мария Рильке

из сфер прольёт свой свет,

      нам недоступный через толщу лет.

      Но всё гребёт, всё подгребает тьма:

      меня и зверя, пламя и дома,

      свечу – под спуд,

      земное ли, небесное –

      Молюсь ночам: быть может, рядом, тут,

      незримых Сил непостижимый труд.

      Ты – Тьма Чудесная.

      Я верю не в то, что гремит с колоколен.

      Дать волю тишайшим чувствам хочу.

      На это не каждый отважиться волен, –

      а я невольно тебя получу.

      И если я дерзок, Господь, прости.

      Я только хочу, чтобы знал Ты наверно:

      это лучший порыв мой, о, не упусти,

      инстинкт и влеченье, без страха и скверны.

      Так молятся дети – лицом в горсти.

      И если подымется – устьем ли к морю –

      как чувств переполненность, волн толкотня,

      растущим в прилив возвращеньем пьяня, –

      я верю – Ты здесь, я хвалам своим вторю,

      как никто до меня.

      И если я высокомерен, молитву наполни мою

      по высокой же мере:

      и одна она, с сим

      – в заоблачной сфере –

      предстанет пред Ликом ненастным Твоим.

      Я в мире совсем одинок, но всё ж не совсем, не весьма,

      чтобы каждый мне час был высок.

      Я в мире и мал, и ничтожен, но всё ж не совсем, не весьма,

      чтоб мой ум для Тебя был неложен,

      как суть сама.

      Я вволю ждал Волю, её не неволю заданьем,

      а жажду с ней ратных утех:

      когда же и время замрёт, беременное ожиданьем,

      быть хочу среди тех,

      кто тайн Твоих господин,

      или – один.

      Хочу быть подобьем Твоим, во весь рост Тебя несть,

      о, дай не ослепнуть – от вечности глаз не отвесть,

      образ Твой удержать, не сгибаясь, не падая.

      Весна среди сада я.

      И мне не склониться вовеки.

      Ибо там я не с Богом, где я согбен.

      Я хочу, чтобы тлен

      не коснулся ума. Я ведь – образ, я – некий

      лик, я пишу на стене,

      крупно, медленно, как во сне,

      Слово, что я постиг

      в ежедневной земной

      жажде, мать улыбается мне,

      это парусник, бриг,

      он пронесся со мной

      через вихрь, через смерть, через крик.

      Ты знаешь, чего я хочу.

      Быть может, всего – во Вселенной:

      В падении – тьмы неистленной,

      во взлёте – сияния… но умолчу.

      А сколько же тех – не хотят ничего –

      кто княжит и княжит, а чувство – мертво –

      сужденьями мысль утюжит.

      Но всякое рад Ты принять существо,

      что в жажде лицо заслужит.

      И всякому рад Ты, кто мнит Тебя чашею –

      ныне и впрок.

      Ещё не остыл Ты, Чудесный Урок,

      и я окунусь в твою глубь глубочайшую,

      где жизнь обнаружится: тихо и в срок.

      О, нерукотворный… но – год за годом –

      но – атом на атом – тебя мы творим.

      Ты –