Операция «Гадюка». Кир Булычев

жизнь. Ты должен назвать имена главных и самых опасных соперников Никиты. Не тех, кого в самом деле надо считать его соперниками, а тех, кого он больше всего боится».

      – Я предпочел бы изложить свои соображения в письменной форме, – решился Берия. – Мне нужно время, чтобы все вспомнить и сформулировать.

      – Нет у тебя такого времени, – сказал Никита. – Нет времени. Ты приговорен. Уже сейчас... – Никита посмотрел на ручные часы. Берия заметил, что они показывают двадцать минут восьмого. Вечера? Утра? А так ли это важно? – Уже сейчас ты живешь взаймы. Ты расстрелян. И весь Союз будет знать, что ты уже расстрелян. Так что говори, караул ждет.

      Берия глубоко вздохнул.

      Теперь он в своей обстановке. Это своя игра, и тут у Хрущева нет особых преимуществ.

      – Все! – взбесился Хрущев, словно его укусила гадюка. – Ты мертвец! Врал ты все, не знаешь ничего нового.

      – Я знаю, – просто и доверительно ответил Берия. Только акцент у него стал еще тяжелее, чем в начале беседы. – Я знаю очень много.

      – Где эти документы?

      – Не документы. Зачем мне документы-мокументы? Я в голове все держу.

      – Выбьем!

      – Вряд ли, – сказал Берия. – Что ты выбьешь?

      – Все!

      – А если отвяжешься от меня, дашь мне время и возможность, получишь не только фамилии – ты получишь иностранные связи, ты получишь шпионскую сеть, ты получишь заговор против самого себя. Все будет на столе.

      – Торгуешься? – Хрущев вытащил гребешок – маленький, пластмассовый, дешевый – и стал нервно причесывать лысину. – Не выйдет. Ты мертвец!

      – Не надо было звать меня, – сказал Берия.

      Хрущев засунул гребешок в верхний карман пиджака, будто успокоился, причесавшись.

      – Все же скажи фамилии, – сказал он спокойнее, ровнее.

      – Близкие к тебе люди, Никита Сергеевич.

      Тон был правильным. И даже сочетание второго лица с отчеством.

      – Фамилии!

      – Мне нужно будет немного, – сказал Берия. – Мне нужно будет... можно я сяду?

      – Ноги дрожать устали?

      – А тебя, Никита Сергеевич, приговаривали к смерти?

      – Думаю, если бы не Хозяин, ты бы меня давно убрал.

      – Были на тебя материалы, – признался Берия с товарищеской искренностью. – Серьезные материалы.

      – Какие же?

      – О репрессиях на Украине, о процессах в Москве, твое письмо Хозяину по Бухарину...

      – Стой!

      «Дурак я, старый дурак, – подумал Берия. – Об этом говорить нельзя! Неужели я все погубил? Именно сейчас, когда блеснула надежда?»

      Хрущев молчал.

      – Ты боишься, сволочь, – сказал он наконец.

      Берия сдержался от естественного и правдивого ответа: «И ты ненамного лучше меня, Никита».

      Вместо этого он произнес:

      – Я не дал хода делу.

      – А кто тебя просил об этом?

      – Многие просили. Включая Хозяина.

      – И что же тебя остановило?

      – Сегодняшний день. Я допускал, что он может прийти. И тогда ты мне будешь нужен как друг. А не как