Операция «Гадюка». Кир Булычев

лежал в кресле, вытянув длинные ноги в лосинах и старинных туфлях. У Чаянова была внутренняя склонность к XVIII веку, он не скрывал ее и даже порой, но не сегодня, носил парик.

      – В последнее время, – продолжал Чаянов, – усилились тревожные тенденции. Пример сейчас перед глазами – этот ветер, которого быть не может. У нас не бывает ветра. Но миром правят причинно-следственные связи. Нет следствия без причины.

      Не красуйся, мысленно укорил профессора Лаврентий. Все равно не изберут. Молод, не знаешь административных игр. Вот Клюкин – это серьезно. У него есть союзник, Лариса.

      Лаврентию Павловичу было горько, что его организм не хочет более женской плоти, остались только сладкие следы воспоминаний. Может, это возвратится?

      А то попробовать? Вернуться туда, к живым, и посмотреть, вдруг в нем снова запоют трубы. Трубы, трубы...

      – В последние дни я занялся расчетами, – сказал Чаянов. – Как меня и просили коллеги.

      – Погодите, погодите, – прервал Чаянова господин Победоносцев, тот самый, из учебников истории, мракобес. Он и в самом деле мракобес, а главное – крючкотворец. Вроде бы его никто не принимает всерьез, но игнорировать никто не решается. Среди консулов он теперь старший. Лаврентий Павлович проверял слухи о том, что в мире теней люди существуют вечно. По его сведениям, ничего вечного не бывает даже в вечности. Изнашивается любое физическое, или, если хочешь, называй хоть груздем, астральное тело. Вечной вечности не бывает, потому что за вечностью приходит нечто иное, следующее. «Папочка, а Вселенная бесконечна?» – «Разумеется!» – «А когда она кончается, что дальше?»

      Говорят, что в провинции, в деревнях, таятся старцы по триста, пятьсот лет, рассказывают о фараоне, который появился на Невском, искал свою Нефертити. Вернее всего, это апокриф.

      – Требую, – сказал Победоносцев, – прошу моих коллег по управлению государством почтить память соратников наших, сенаторов Ярославской губернии, сраженных извергами на ристалище.

      Все поднялись, помолчали, каждый думал о своем.

      Берия смотрел на пляж. Там, где стоял охранник, он увидел две фигуры – мужскую и женскую. Парочка медленно шла вдоль моря, остановились, глядят вдаль. А где же охранник?

      История в Ярославле – опасный сигнал. Если Чаянов не даст ей оценки, придется вмешаться.

      Чаянов между тем продолжал:

      – Волей злой судьбы мы оказались в потустороннем мире. Не нам сейчас говорить о справедливости или излишней жестокости постигшей нас кары. Но так устроен человек, что ему свойственно привыкать к обстоятельствам, даже самым неблагоприятным.

      «Ближе к делу, – мысленно подгонял оратора Берия. – Можно подумать, что у нас в запасе вечность, как говаривал мой покойный друг писатель Максим Горький».

      – Хороши или плохи обстоятельства нашего существования, оказалось, что, как только возникла угроза, мы встрепенулись. Так уж мы устроены: ворчали, ужасались тому, что до конца своего бессмертия будем существовать в мире без времени, без движения, даже без облаков.

      – Не надо лекций, профессор, –