Операция «Гадюка». Кир Булычев

поверить, но мы уже мертвецы. Если вернусь туда, откуда я родом, то через несколько часов или минут перестану существовать. Откройте гроб, в который не поступал воздух, и в первые моменты вы увидите черты лица покойного, словно он только что заснул, но в течение минут свежий воздух сделает свое страшное дело. Тело превращается в гнилую массу черной плоти...

      – Господин профессор, я вас умоляю! – воскликнул Клюкин. – Хватит мне того, что я состою из плоти, смертной и непрочной, не повторяйте, что она отвратительна!

      – Мы бесплотны, мой дорогой, – заметила Лариса. – Потому нам так хорошо.

      – Не богохульствуйте! – прошептал Никифор.

      Лаврентий Павлович смотрел на берег. Девица исчезла, но не уходила по берегу прочь – он бы заметил. Надо бы сейчас сбегать вниз, поглядеть, не подбираются ли чьи-то агенты к ресторану. Чьи-то агенты! Смешно звучит.

      – Главное, – донесся до него ровный голос Чаянова, – что мы не можем вернуться. Никогда. Мы живем в запаянном гробу. И любой ветерок, любое движение воздуха для нас опасно.

      Все посмотрели на море. Все знали, что веет ветерок. Ветерок нес в себе беспорядок и опасность.

      – Мы – улица с односторонним движением. Это вообще свойственно смерти. Ты можешь попасть сюда, в Ад, ты никогда не сможешь вернуться. И если кто-то раскроет дверь между нами и миром, в котором мы жили раньше, то вошедшие сюда останутся живы, а живущие здесь умрут.

      Чаянов сделал паузу.

      – Что нам и грозит, – закончил он.

      Все молчали, потому Победоносцев повторил свою фразу:

      – В мое время ничего такого не было.

      – Ах, что вы знаете! – воскликнула Лариса. – Может быть, этот мир как пузырь на воде – уже возникал и погибал. Все может быть.

      – Нам неизвестно, – сказал Чаянов, – когда возникла преграда между миром обычным и нашим. Какой она была тысячу лет назад, как изменилась.

      – Тогда не трать время даром, – буркнул Победоносцев.

      Чаянов не услышал.

      – Но мы можем проследить, какой эта преграда была триста, двести лет назад, сто лет назад.

      – Ну только не триста. Трехсотлетних среди нас нет.

      – Есть, – сказал Чаянов, – я их отыскал. И обнаружил различия между прежними временами и временем нынешним.

      Лаврентий Павлович был недоволен. Оказывается, этот пижон Чаянов раскопал каких-то старцев, и Лаврентий Павлович не знал об этом. А он-то думал, что в его списках есть все ленинградцы. И многие за пределами столицы.

      – Где эти люди? – спросила Лариса. – Мне любопытно.

      – В обители, – ответил Чаянов. – Я отыскал лесную обитель. Там старцы и старицы.

      – И мне не доложил? – рассердился Никифор. – Вот уж не ожидал от тебя, голубчик.

      «Конечно, я слышал о сектах, о людях, что прячутся десятилетиями в пещерах, в лесу, полагая, что они обязаны отмолить свои или чьи-то еще грехи. Но не встречал. И не занимался ими специально», – сердито думал Берия.

      – Это не мое дело – верующих считать, – ответил Чаянов. – Главное не в этом.