Король медвежатников. Евгений Сухов

с оскаленными физиономиями оставались все в тех же позах, а грешники с вытаращенными от ужаса глазами смотрели на своих мучителей.

      Неожиданно во дворе послышался шум, и пронзительный женский крик потребовал епископа.

      – Брат Себастьян, – повернулся епископ к монаху, стоящему в дверях, – иди узнай, что там происходит.

      – Хорошо, ваше преподобие, – произнес, поклонившись, монах и тотчас удалился.

      Через минуту он вернулся.

      – Ну что там? – спросил епископ.

      – Какая-то женщина просит вашей аудиенции.

      – Чего она хочет?

      – Она жена того самого художника, что приходил к вам сегодня утром.

      – Ах, вот как! Хм... Значит, у меня имеется возможность сличить картину с оригиналом. Зови ее сюда!

      – Ваше преподобие... Мне неловко напоминать вам, но за время существования нашего монастыря его порог ни разу не перешагивала женщина, – попытался возразить Себастьян.

      Епископ едва заметно улыбнулся:

      – Неужели ты думаешь, что этой чести не заслужила женщина, запечатленная на картине в образе Мадонны?

      – Нет, но...

      – Вот видишь, брат Себастьян, – перебил монаха епископ, – зови ее.

      Едва Луиза перешагнула порог кельи, как Эде де Сюлли сразу осознал, что в гостье собрано все самое лучшее, чем Господь мог одарить женщину: высокая, пышногрудая, с необыкновенно свежим цветом лица, она производила впечатление смирения и кротости. Но особенно выразительны были ее глаза: огромные, слегка раскосые, будто нарисованные, они смотрели на окружающих с непроходящим укором. Только такой и могла быть Мадонна. И епископ подивился тонкой интуиции художника. Тьфу, тьфу, вовсе нет! Не иначе это промысел самого дьявола.

      – Проходи, дочь моя, – негромко произнес епископ, протянув ладонь. Его взгляд остановился на покорных глазах женщины.

      Оценив их глубину, епископ невольно смешался и смущенно убрал руку. Разве пристойно давать для поцелуя ладонь самой Деве Марии.

      Луиза сделала несколько неуверенных шагов и застыла в центре кельи.

      – Я по поводу своего мужа... Марселя, – нерешительно произнесла женщина. – Он рисовал две картины для папы римского. Вчера он их закончил, а сегодня утром пришел в монастырь, чтобы передать их вам. И больше домой не возвращался.

      Ах да, ведь у Девы Марии тоже был муж... Епископ внимательно посмотрел на грудь стоявшей перед ним женщины. В этом случае беспорочным зачатием даже не пахнет – дух сладострастия витал вокруг ее фигуры разрушающим смерчем. Всего лишь на одно мгновение Эде де Сюлли испытал любовное желание. Он крепко зажмурился, чтобы отделаться от наваждения. Его приятель Доминик в подобных случаях терзал собственное тело раскаленным железом. Епископ нащупал пальцами золотой крест и с силой сжал его в ладони. Острые камни врезались в ладонь, принося спасительное физическое страдание.

      – Вы говорите, он художник? – спросил епископ, взглянув на ладонь.

      На подушечках пальцев выступило несколько