Камергерский переулок. Владимир Орлов

черепушку то ли мужика, то ли бабы, живших до появления обезъян, и тем самым посрамили прагматика Дарвина. А на той черепушке разглядели микрозапись по латыни «Мелников»… Вот для своего родового Древа наш Александр Михайлович и желает иметь хранилище. Можно сказать, и тайник, но произнесем – хранилище…

      – Коленька шутит, – Мельников не злился, во всяком случае не выказывал себя оскорбленным. – Я не поклонник Дарвина, и Рюриковичи не имели родственников в государстве Чад. Роль посредника ты, Коленька, берешь напрасно, но информация выдана тобой разумная. Передо мной нет сейчас оригинала архивного документа. Размеры его метр на три с половиной метра…

      – Я видел, – сказал Прокопьев. – Вы стали разворачивать рулон здесь, но что-то вам помешало.

      – Следователи, – сказал Мельников, – По поводу убийства во дворе… Копия документа с украшениями Шемякина висит у меня дома под стеклом, уменьшенная правда, а сам документ…

      – Не документ! – рассмеялся Симбирцев. – А – рулон! Ты же слышал – рулон!

      – Рулон я употребил в смысле формы, – принялся оправдываться Прокопьев. – Для рулона нужен тубус. Ну, из тех, что у архитекторов, у чертежников…

      – Он может быть и металлическим?

      – Да хоть и платиновым.

      – Важно, чтобы документ не мог сгореть, размокнуть, быть съеден жучком, и чтоб его ни в коем случае не похитили.

      – Да кто его похитит? – удивился Симбирцев.

      – Враги, – мрачно сказал Мельников, – Враги и завистники. Режиссеры из провинции. Из Авиньона… Хранилище должно быть загадочно-секретным.

      – А с чего вдруг с разговором о хранилище вы обратились ко мне? – спросил Прокопьев.

      – Ну… – замялся Мельников. – Я полагал…

      – Молва, – сказал Симбирцев. – Народная молва. И касса с буфетом это подтвердят. Народ убежден, что вы не только краснодеревщик, но и…

      – Но и чернокнижник, – вступил Мельников.

      – Мало ли что несут! – рассмеялся Симбирцев. – Но все же говорят, что вы, Сергей Максимович, умелец не в одних лишь пружинных делах…

      – Я имею слабость ко всяким хитроумным устройствам, однако…

      – Ну вот! – обрадовался Мельников. – Мы и поладим! А я не пожалею…

      – Пожалеет! – сказал Симбирцев.

      – Надо посмотреть, какие у вас стены, – задумался Прокопьев. – И прочее. Вы где предполагаете устроить… хранилище? В Москве или загородом, в вашем…

      – Замке! – хохотнул Симбирцев. – В родовом замке со скелетами и рыцарскими доспехами. С привидениями!

      – Это надо обсудить особо, – прошептал Мельников. – И не здесь…

      – Хорошо, – кивнул Прокопьев. – Мне надо подумать. Согласия я не дал.

      – Сергей Максимович, – сказал Симбирцев. – И не давайте согласия. Не проявляйте легкомыслия. О душе своей подумайте и о теле. О животе подумайте, то бишь не об утробе, солянки пожирающей, а о жизни в вечном понимании… Неужели вы не помните о судьбах умельцев, сотворявших красоту, секретные хранилища и подземные ходы? Соборы, наконец, и кремли? Возьмем