Мой Чукотский дневник. Лев Дмитриевич Абакумов

все существо и хочется самому лететь на крыльях, ощущая внизу широкий размах родной земли.

      Самолет понемногу укачивает меня. Снова начинаю дремать. Опять в сознании полуявь – полубред. Просыпаюсь от прохлады. За окном дождь. Из клапана над головой бьет сильная струя воздуха. Внизу правильными рядами выстроились самолеты – Внуковский аэродром. Москва. Самолет идет на посадку. Промелькнули кущи деревьев, совсем близко внизу Московское шоссе. Удар – и самолет бежит по булыжной дорожке.

      Выходим из самолета шумной толпой. Долорес Ибаррури встречает какой-то дипломат. Ей преподносят цветы. Она улыбается. Улыбка ее так не вяжется с ее суровым видом и еще резче подчеркивает слезы горя на ее лице. Вот и автобус. В Москву, в Москву. Впереди уходит ЗИС[3] к Пассионарии. Машина пожирает серую ленту шоссе.

      30 июля. Замкнулся круг. «Hора» Ибсена на экране, в ее глазах, широко глядящих на мужа, мольба, надежда, недоумение, испуг. Ее муж. Ее милый, любимый Роберт не понял, не понял того, что сделала она ради спасения его жизни, он назвал ее преступницей.

      Так незаметно растет в душе сложное и сильное чувство, растет, ширится целой бурей захватывает все мое существо. Не могу молчать! Нет больше сил молчать!! Разве я не потерял все, что любил, для чего жил, что лелеял в самых сокровенных своих мечтах? Разве не потерял я мою любимую маленькую Нэльку, мою маленькую ласточку, моего бедного непутевого зяблика. Потерял. Увы мне!

      Я не хочу, чтобы между нами осталось хоть что – то недосказанное. Я скажу тебе все; ты прочтешь и поймешь, что все это правда. Зачем говорить о том, что я глупо может быть создан, зачем сетовать на судьбу, которая вложила в меня, может быть, слишком много поэзии и любви к красоте. Ведь все равно теперь жизнь разбита. У меня большое горе. Совсем не каждый может его понять. Да.

      Дело клонится к вечеру, на Манчжурской стороне за живописную сопку, всю в кудряшках деревьев, село солнце. От этого сопка пламенеет в стремительном ореоле солнечных лучей; за ее темным силуэтом, словно в кильватерной колонне корабли на море, выстроились серые силуэты далеких горных пиков.

      Их очертания бледны и дрожащи как мираж, их зубчатые лесом гребни четко вырисовываются на ослепительном солнечном зареве горизонта. Вот они стали пепельно – серыми, детали их поблекли, слились в один сплошной голубоватый фон. Только зеленые золотом поля перед горой по – прежнему ласкают взгляд. Вместе с воздушной дымкой легких белых облачков, затягивающих их вершины, тоже освещенных нижним светом садящегося за сопками солнца, они создают впечатление невесомости, легкости. Село солнце и блестит краской, темнеет горизонт – ночь затягивает все темной пеленой сумерек.

      10 августа. Политые обильным ливнем, в бархатном мраке ночи залегли у залива черные сопки, глядят во влажную темноту блестящим оскалом многоэтажных домов. Золотой Рог[4] словно сказочная Шехерезада, в диадеме драгоценных камней, раскинулся в томной неге бархатной южной ночи. Над черной грядой ночных сопок бегут освещенные луной темно – синие

3

Советский семиместный представительский автомобиль, выпускавшийся на заводе им. Сталина в Москве в 1936–1941 гг.

4

Бухта во Владивостоке.