Русские Истории. Лариса Сегида

от насильника, но тут же грудью и животом наталкивалась на другого любителя. Зимой было проще, летом в тонкой юбке – сложнее. Однажды что-то жесткое буквально влипло в Лючину, обожгло ее и без того потную попку, а к концу поездки увлажнило ее липким. Ей хотелось разрыдаться от отчаяния и бессилия что-либо сделать. Давка была невозможной, погода невыносимо жаркой, а маршрут бесконечным.

      В метро она пропускала поезд за поездом в ожидании более-менее свободного, пряталась в нем в самый угол, огораживалась пакетом и книжкой. Вагон всасывал и выплевывал кратковременных пассажиров с баулами, тюками, дипломатами, папочками, с достоинством и интеллектом или же их отсутствием на лицах. Лючина пыталась ехать, будто не присутствуя в вагоне, и ее и не замечали – давили, месили, мяли, выбивали книжицу из рук. Она закрывала глаза – и слышала теткину брань; открывала – тонула в перебранке незнакомцев. Иногда она вспоминала о своем выходе слишком поздно, вежливо интересовалась у двадцати загораживающих ей проход к дверям:

      – Простите, вы не выходите?

      – Нет, – получала в ответ и ни малейшего шевеления телом, чтобы дать ей протиснуться.

      – Извините, а может, впереди вас выходят?

      – Нет, – унылое и невыразительное.

      – Боюсь, что следующая моя остановка.

      – Это ваши проблемы, девушка.

      Лючина в те минуты желала быть затиснутой меж чужих мужских бедер, лишь бы выбраться вместе с ними на свободу.

      – Вы ж так со своим благородием тута и останетесь, – кто-то мычал ей в ухо. – Лезьте, не то поздно будет.

      И Лючина лезла, пробивая грудкой, животиком, ручками, личиком щелочку к свободе. Порой фортуна так и не помогала ей, не утраивала ее силы и не выталкивала ее из вагона. Тогда Лючина вздыхала, переживая очередное опоздание на работу, ехала бездумно до любой станции, покуда не представлялась ей возможность вылететь из вагона. На платформе разворачивалась и пилила в обратном направлении, моля бога не пролететь свою станцию дважды. Для этого она уже не забивалась в укромный уголок, а тусовалась в центре, ближе к выходу, отбрасываемая вправо-влево входящими и выходящими.

      На эскалаторе левые все время куда-то мчались. Лючине было смешно смотреть на них, потому что чуть позже она замечала их же курточки рядом с собою на платформе в ожидании поезда. Но левые верили в свою способность обогнать время и с высокомерием деловых людей скакали по ступенькам движущейся лестницы мимо стоящих правых. Они отхватывали себе секунды здесь, чтобы потом уничтожить тысячи их где-нибудь в болтовне по телефону или трескотне на совещаниях.

      Как-то сойдя с эскалатора, Лючина испугалась криков и возни на соседней линии. Тучная пожилая женщина поскользнулась и плюхнулась у подножия бегущей лестницы, неуклюже раскинув ноги и руки, словно покалеченная брошенная кукла, загородив своей большой массой проход. Люди, что спускались сверху в подземелье, перекатывались через нее, перепрыгивали, забирались на перила эскалатора, чтобы успеть хоть таким