Русские Истории. Лариса Сегида

в себе ношу, а заразу какую.

      – А я вообще своему не говорю – сразу убьет. Не поверит, что от него. Считает, раз я предохраняюсь и веду праведный образ жизни, то залететь не могу. А коли случилось это – значит, нагрешила, гульнула. Так что вру, что к матери поехала, сама сюда, придется сразу после аборта сбегать – ночевку вне дома ничем не оправдаю.

      – Во кошмар! У меня так все понимает, переживает, нервничает, что из-за него, печется за мое здоровье, будто я больная.

      «Все, мамочки мои, какое счастье! Гоняешься за ним вечность, а оно – в каждом кусочке твоей жизни. Такую же легкость я ощущала после родов. Лежала на каталке в коридоре десять часов, мерзла, зубы стучали, живот урчал, но был он такой плоский, только мой и ничей больше! Это были последние часы, когда я принадлежала лишь самой себе, на время превратилась в девочку перед пожизненным прыжком в материнство. Сейчас меня освободили от зародыша, который никогда уже не станет моим детенышем и не будет ткать полотно своей жизни из нитей моей жизни. Мне хватит одного, на большее у меня нет ни сил, ни нервов, ни энергии, ни денег. Почему же мое тело не слушает мою голову и в третий раз без моей воли порождает чью-то жизнь? На этот раз все обошлось без боли. Правда, быть может, уже через час-два взвою, поджав ноги, как в прошлый раз, когда двое суток просидела на унитазе с грелкой на животе. Ничего из меня не текло, куски мяса не вываливались, но на унитазе, да запершись от всех, почему-то было легче. Сегодня сбегать не буду, отлежусь, отдохну от всех. Пусто, физически и душевно, и я жажду этой пустоты, ее прохладных объятий и больше пока ничьих. Уткнусь в эту затхлую казенную подушку, сольюсь с пропитанным кровью и мочой матрацем, укутаюсь в хиленькое одеялко и забуду о мире на два дня. Побуду сама с собой, без мыслей и проблем, со своим вакуумом. Он наполнит меня покоем и силой. Для новых подвигов, для нового истязания, для нового помола в мясорубке жизни…»

      ***

      ПАКЕТ

      Вале приходилось постоянно бегать, как большинству женщин ее города и страны в целом. Чтобы успеть на работу, домой, в магазин, на рынок, в детсад, школу, к маме с гостевым визитом, к мужу в постель, к детям за письменный стол, к плите минимум дважды в сутки, в ванную раз в неделю смыть усталость, в туалет облегчиться, к зеркалу на мгновение убедиться, что существует она, Валя, коли отражается. Чаще с сумками, авоськами, кульками, сетками, рюкзаком, нежели порожняком, и всегда набитыми до отказа, чтоб семья ела перманентно и не испытывала нервозных переживаний по поводу временной приостановки такого жизненно важного процесса. Валя ежесекундно думала обо всех своих близких, служила им, измельчая, искрошивая собственную жизнь в труху. В ее самопожертвовании никто не усматривал ничего необычного или героического. Она таяла, сгорала, обезвоживалась во благо своей семьи и была счастлива ее сытостью, покоем, свободой от бытовых проблем, которые Валя просто скромно перла на себе.

      Свои детские мечты, тайные девичьи иллюзии, фантазии, кареты, всех фей с волшебными тыквами и орешками, аристократических принцев с умными