Жанна де Ламотт. Михаил Волконский

я решил не обращать внимания на эту неделикатность, потому что между нами, джентльменами… знаете… это наплевать, как говорила королева Мария Антуанетта… Мой милейший Саша Николаич велел мне не стесняться в деньгах, лишь бы откупить молитвенник, но оказалось, что букинист, которому я спустил молитвенник, успел уже продать его господину Орлецкому, а тут еще, как нарочно, аукцион у этого господина, вот я и подоспел…

      – И торговали на деньги господина Николаева?

      – Истина говорит вашими устами!

      – И не постеснялись дать тысячу восемьсот рублей?

      – Такова ширина моей натуры!..

      – Ну, благодарю вас за сведения… Мне пора отправляться…

      – Куда же вы? – с некоторым сожалением протянул Орест, – вы бы лучше велели дать мне еще водки, а я бы вам рассказал о нашем пребывании в Голландии…

      – Как-нибудь в другой раз. Теперь я тороплюсь. У меня дела. Вас где можно найти?

      – В доме Александра Николаевича Николаева…

      – У него свой дом?

      – Да. На Невском проспекте, двухэтажный каменный, недалеко от Аничкина моста, с садом… Так вы положительно уходите?

      – Ухожу.

      – Значит, дальше мне на свой счет пить?.. Грустно! Вы, может быть, на бильярде играете? Хотите партию?..

      – Нет, благодарю вас…

      – Жаль! Вы – отличный собеседник…

      Но Люсли не стал дальше слушать, а простившись с Орестом, ушел из трактира. После его ухода Орест приказал половому:

      – Принеси мне теперь графинчик за мой собственный счет…

      6. Тень прошлого

      Выйдя из трактира, где он только что беседовал с Орестом Беспаловым, Люсли выказал поспешность необычайную. Он вскочил в карету и крикнул кучеру:

      – Как можно скорее домой!

      Домом Люсли оказалась гостиница в Новоисакиевской улице, куда и привезла его карета во весь дух, потому что он то и дело подгонял кучера.

      Люсли занимал номер в дорогом нижнем этаже и быстро прошел к себе.

      Его ждал высокий благообразный старик с длинною седою бородой и волосами, выбивавшимися из-под черной шапочки, которую он не снял и в комнате. Одежду старика составлял длинный черный немецкий оберрок старинного фасона, и по-старинному же на его ногах были чулки, башмаки с пряжками и короткое исподнее платье.

      По виду старика можно было принять за ученого восемнадцатого столетия, как бы случайно забытого на земле в девятнадцатом веке. Он сидел в большом кресле спиной к окну, так что мог сразу же разглядеть вошедшего Люсли.

      Последний, войдя, поклонился так, точно хозяином здесь был не он, а ожидавший его старик.

      – Ну что? – спросил тот, не отвечая на поклон Люсли и лишь пристально уставившись на него своими горячими, как уголья, глазами. – Молитвенник куплен?

      Люсли, видимо, не ожидал ни такого сурового тона, ни такого определенного вопроса. Он остановился и почувствовал, что бледнеет и как невольная дрожь охватывает его. Подобного пронизывающего взгляда он еще никогда не видел.

      – Нет, –