Чудная баба. Нина Садур

по тебе проеду. Тебе что, а им на всю жизнь! Им расти, детям-то этим!

      Пауза.

      МУЖИК. Я к зверям не пойду. Ехайте вы.

      МАШИНИСТ. Ой сво-олочь…

      МУЖИК. У тебя график рвется!

      МАШИНИСТ. Рвется! И будет рваться, пока ты тут будешь свою башку стриженую совать…

      МУЖИК. Моя башка.

      МАШИНИСТ. Да стриженая.

      МУЖИК. Не ты стриг.

      МАШИНИСТ. Известно, где вас стригут.

      МУЖИК. А хоть где, куда нс сунься.

      МАШИНИСТ. Я почему-то нестриженый!

      МУЖИК. Вот и ехай, пока не постригли.

      МАШИНИСТ. Вот за тебя точно и постригут. Или думаешь так – погладят?

      МУЖИК. За меня не постригут.

      МАШИНИСТ. А что так?

      МУЖИК. Я отработанный уже. Шлак.

      МАШИНИСТ. Тоже мне, принц нашелся.

      МУЖИК. А хоть и принц,

      МАШИНИСТ. Я не понимаю, что ты выпендриваешься-то? Ты пойди повесься, если тебе звери не нравятся. Ты какой-то способ избрал эгоистический.

      МУЖИК. Да я уж думал…

      МАШИНИСТ. Ну?

      МУЖИК. Да страшно чо-то…

      МАШИНИСТ. Чего-о? (Хохочет.) Ой, не могу! Ну комик! Ты знаешь, какой ты будешь после наезда? Ты же страшнее всего будешь!

      МУЖИК. Я висеть не хочу.

      МАШИНИСТ. Точно принц, блин. (Помолчав.) Я не знаю! Я вот живу, да?

      МУЖИК (хмуро). Ну?

      МАШИНИСТ. «Ну» – хоть бы одну… Я не женатый, кстати, но суть не в этом. Мужик, ты мне в отцы годишься – знай мою жизнь… Я живу, блин, как дурак!

      МУЖИК. А че так?

      МАШИНИСТ. Ну вот. Я вертеться не умею. Все же вертятся в нашем веке. Но я не хочу вертеться, учти. У меня одна совесть.

      МУЖИК. Так чего тогда?

      МАШИНИСТ. Меня другое заедает. Я живу на зарплату, да? Платят нам, сам понимаешь… хватает. А некоторым все ж таки мало. У меня напарник был, Голиков. Двадцать восемь гудков украл.

      МУЖИК. Ну и чо?

      МАШИНИСТ. Нет, не че. Электровозный гудок знаешь сколько стоит? Семьдесят рэ. А он их двадцать восемь штук. У него кабинку открыли, заподозрили просто, что гудки исчезают. На фиг такая жизнь нужна. У него супруга такая же. Они во все одетые. У нее здесь, здесь, здесь – золото, вплоть до зубов. А она сама на кондитерской фабрике работает. Мне Голиков одни раз дал – это, говорит, по восемьдесят пять рублей килограмм. Галка таких конфет по пять-семь штук выносит. Ну и там съедает. Он мне дал полконфеты попробовать.

      МУЖИК. Ну и чо?

      МАШИНИСТ. Ты скажи, вы на войне так поступали?

      МУЖИК. Чего тебе?

      МАШИНИСТ. Чтобы товарищу полконфеты дать? Пол! Половину. Хоть и за восемьдесят пять рублей.

      МУЖИК. Так сел же.

      МАШИНИСТ. Кто?

      МУЖИК. С конфетами-то?

      МАШИНИСТ. Сел.

      МУЖИК. Ну так вот.

      МАШИНИСТ. Нет, мне такая жизнь не нужна.

      МУЖИК. Ну так и чо?

      МАШИНИСТ. Я, главное, не понимаю, то ли он не боится, то ли у него наглость такая?

      МУЖИК. У кого?

      МАШИНИСТ. Да у напарника, у Голикова.

      МУЖИК. Так ведь сел же.

      МАШИНИСТ. ^ так вот. А детей… Правда, у них