Песнь Самайна. Влада Владимировна Мишина

следил за каждым её жестом, и ответил быстро, словно у него слова тоже вырвались против воли.

      – Слишком долго.

      – Ну вот и порешили, – объявил староста. – Ночь тут переждёте, поутру суд, а там, коль всё по совести будет, займёте избу старицы.

      Локку положили на печи, а Рогнеде постелили прямо на полу. Ивар заупрямился, предложил своё место в комнате отдать, но его мать упёрла руки в бока и рявкнула, как на нашкодившего котёнка:

      – Ишь, чё удумал, девку незамужнюю на мужскую кровать положить! Не бывать такому, покуда я в доме хозяйничаю!

      Ивару пришлось уступить.

      Изба так и не погрузилась в тишину. Скрипели кровати за занавеской детской, храпел староста в хозяйской комнате, скреблись за стеной потревоженные чужаками собаки.

      Рогнеда не привыкла к такому количеству звуков – в их с отцом доме почти всегда было тихо, только когда отец работал, прорывался через дверь звук удара молотка о наковальню или гул кузнечного горна.

      А ещё в избе было жарко. Северянка давно скинула шкуру, которой ей дали укрыться, а сорочку вместо плотного суконного платья в чужом доме нельзя было надеть. Даже по полу, вопреки словам Ивара, не полз сквозняк, никак не двигался душный воздух.

      В очередной раз, тяжело вздохнув, Рогнеда не выдержала и тихонько встала. Ей бы только глотнуть воздуха… Одна нога там, другая – здесь.

      Северянка поднялась на цыпочки, взглянула на отца. Тот крепко спал, и даже лихорадочный румянец спал с щёк.

      Рогнеда бесшумно шагнула к двери и выскользнула из избы.

      Ей в лицо ударил прохладный осенний воздух, в котором уже витали запахи грядущей зимы. Рогнеда вздохнула полной грудью и осмотрела соседние избы.

      Все окна были тёмными, деревня спала. Отсюда нельзя было разглядеть сгоревший дом, да и не хотелось северянке лишний раз глядеть на плоды лютой человеческой ненависти.

      Лес тоже был скрыт за покатыми крышами домов. Смотреть на своих людей старосте было важнее, чем наблюдать поутру чащу.

      – Не спится? – голос Ивара разбил ночную тишину.

      Рогнеда, не оборачиваясь, покачала головой. Ветер задул с новой силой, пробираясь под её тонкое платье, и северянка обхватила себя руками.

      Через мгновение ей на плечи опустился тяжёлый овечий тулуп.

      Рогнеда обернулась и одними губами произнесла: «Спасибо».

      Тулуп пах потом, кислой брагой и немного кровью. Видать, его надевали на охоту.

      Северянка не удержалась, и сморщила свой тонкий, чересчур прямой нос.

      Ивар, глядя на это, тихо рассмеялся.

      – Ну, извини, девица, не платье княжеское.

      «Спасибо», – повторила Рогнеда, на этот раз жестом.

      Она отвернулась от сына старосты и снова посмотрела на дома. Чуть поодаль виднелся колодец и пустая земля около него.

      Завтра там будет суд.

      – Боишься? – спросил Ивар, проследив за взглядом северянки.

      «Не за себя», – показала она. А, помолчав, добавила: – «Но и за себя тоже».

      – Я не дам ничему дурному случиться, – по-мальчишески заявил Ивар, и настал черёд Рогнеды беззвучно