Здравствуй, сын!. Амелия Борн

партию.

      Я не поддавался, совсем нет. И общий счет составлял два – один в мою пользу, чему Матвей был весьма рад. И когда сын заговорил о Диане, я насторожился. Возможно, дети видели и могли озвучить то, что не готовы были предать огласке взрослые.

      – Почему ты так думаешь? – приглушенно спросил я, глядя на сына.

      Думать об этом ребенке именно в таком контексте было особенно комфортно. Может, кто-то открестился бы от отцовства, сделал бы все, чтобы его не привлекли к ответу, но только не я.

      – Потому что я слышал ее разговоры. Она до сих пор говорит с этой своей…

      Матвей нахмурился и даже пощелкал пальцами в воздухе.

      – Ее Ириной Борисовной зовут, она аналитик.

      – Психоаналитик, – подсказал я.

      – Да, точно. Они иногда созваниваются и мама…

      Матвей поджал губы, покачал головой. В свои пять он был слишком взрослым и понятливым.

      – Что – мама? – напомнил я ему.

      – И мне кажется, мама страдает, – повторил он то, о чем уже сказал ранее.

      Он делал это по одной простой причине – потому что доверял мне. Доверял, несмотря на то, что мы виделись во второй раз. Должно быть, связь с детьми – совсем невыдуманная штука.

      – Я постараюсь сделать так, чтобы она перестала страдать, – заверил я Матвея.

      Я и сам не знал, как претворить это в жизнь. Даже напротив – все, что у меня имелось по отношению к Диане – это попытка влезть в ее настоящее с весьма травмирующим прошлым. И мне предстояло понять, как именно это сделать, чтобы не навредить еще больше. Ведь я уже наверняка успел это сделать…

      – Олег… Матюша… пойдем пить чай?

      Диана появилась на пороге детской так неожиданно, что мы с сыном, каждый погруженные в свои мысли, невольно встрепенулись.

      – Мама… конечно, пойдем, – сказал Матвей и, поднявшись, протянул мне руку.

      И именно в этот момент я понял, что сделаю все, чтобы мой ребенок и его мама были счастливы и никогда не страдали.

      – Волкыч, я нашел.

      Таким именем было разрешено меня называть лишь одному человеку. Косте Миронову, с которым мы дружили со школьной скамьи.

      – Нашел что?

      – Не что, а кого. Ну у тебя и память!

      Я так и видел, как Костян качает головой.

      – Да ты так размыто говоришь, что хрен знает, что ты там мог отыскать. Мозгоправа?

      – Мозгоправшу, – поправил он. – Это будет баба, прости. Но жена говорит, что лучше нее никого не знает.

      Усмехнувшись, я подтянул к себе блокнот и взял ручку. И скомандовал:

      – Диктуй номер, Мирон.

      Идея обратиться к психологу была весьма себе жизнеспособной. Ну, как считал я. Даже если эта самая мозгоправша не поможет с вопросом, с которым я собирался к ней обратиться, вполне можно будет получить какую-нибудь консультацию по моему состоянию.

      – Спасибо, – сказал я, когда Костя озвучил мне номер психологини. – Буду должен.

      И отключил связь.

      В итоге у меня имелись контакты той, которая могла пролить свет на случившееся. И теперь я мог оперировать не только своими