Власть лабиринта. Лидия Бормотова

и оставят царскую империю на произвол судьбы.

      – И всё же, мой император, почему Вы считаете, что русские дадут сражение здесь?

      – Помнишь, Луи, в мае я посылал графа Нарбонна к царю Александру в Вильну для переговоров? В докладе графа среди прочих сведений было прелюбопытное донесение. Его передал наш агент Давид Саван, служащий при русском штабе. Из донесения следует, что Барклай намерен дать генеральное сражение немедленно, как только неприятельские войска нарушат границу. Я уж не говорю о Багратионе, тот просто кипит желанием ринуться в бой. Но если даже осторожный Барклай…

      – Ваше величество, но война таким образом закончится – не пройдёт и месяца. Россия, потеряв армию, – маршал закашлялся…

      – Вот именно! Мой план молниеносной войны всегда давал богатые результаты. А здесь, в этой бескрайней, непонятной стране только молниеносная война – ключ к триумфу. Александр запросит мира, и я продиктую свои условия. К русскому царю и его народу я не питаю вражды, но они должны выполнять мою волю и проводить ту политику, которую я велю. Прикажи́те седлать коней. Посмотрим, как продвигаются наши дела.

      ***

      Кромешную темень вспороли огненные цветы костров, и ночная степь стала похожа на звёздное небо с молчаливо перемигивающимися таинственными светилами. 27-я дивизия генерал-майора Неверовского, спешным маршем следующая на соединение со 2-ой Западной армией Багратиона, остановилась на короткий отдых. Дивизия была совсем новая, сформированная перед войной, в апреле месяце. Александр I вызвал Неверовского в Петербург, и военная судьба Дмитрия Петровича начала иной отсчёт времени: «Направляю тебя в Москву. Поручаю сформировать новую пехотную дивизию. Прошу сделать это как можно быстрее». Жаль было покидать ставший родным Павловский полк, где каждый солдат прошёл его личную выучку. В последнем полковом приказе Неверовский написал: «Прощайте, молодцы-гренадеры! Не поминайте лихом своего командира. Я же время это и вас никогда не забуду».

      И наступили дни и ночи беспрерывных хлопот, беготни, воинских учений. Промедление и халатность Неверовский расценивал как предательство. Генерал с боевым опытом и стажем, он понимал, что войны с Наполеоном не избежать, и чувствовал, что она не за горами, а значит, надо успеть. Успеть не только укомплектовать дивизию, но и обучить рекрутов-новичков, чтобы они не пали в первых же боях.

      В Москву и Подмосковье прибывали большие партии рекрутов, каждое утро в штабе Дмитрий Петрович принимал рапорты своих бригадных командиров. У полковника Княжнина не хватало лошадей и повозок, у Ставицкого в Одесском и Тернопольском полках – патронов, у егерей полковника Воейкова – обмундирования, хотя его батальоны уже полностью были укомплектованы. И Неверовский снова и снова летел к московскому губернатору просить, убеждать, требовать.

      Генерал повернулся на бок, освобождая затёкшую спину, глубоко вздохнул. Степь пахла дымком,