Апельсиновый ландыш. Андрей Федоров

робко стоял в сенях и дышал на замёрзшие пальцы.

      – Опять тебя шуганули, горемыка? Ну, проходи, поможешь крупу перебрать.

      Семёныч сидел на циновке, позвякивая крупой о края кастрюли. Огромной рукой работал, как черпачник – вытаскивал горсть, быстро отшелушивал и кидал обратно.

      – Да, да, спасибо, я с удовольствием, – скинув валенки, Студент сел рядом.

      – Ё… да у тебя руки синие! Иди сначала у печки погрей. Как отшелушивать-то будешь? Раскидаешь тут мне всё по полу.

      – Спасибо, – ещё раз поблагодарил Студент.

      Дрова трещали крепко, и он быстро начал согреваться. Оттаивал. Семёныч кинул взглядом на его сгорбленную спину, молодую, неестественно сгорбленную:

      – Ну, повеселел? Руки-то отходят?

      – Спасибо вам, спасибо.

      В душе бы тебе холод кто растопил. Чего там у тебя? Семёныч покачал головой.

      – Зачем он нам, командир? – у Андрея от злости ходили желваки. – Пришибленный какой-то. Он что, не понимает, что вокруг происходит? Война, драться надо! А он?

      – Есть такое дело, Борисываныч, – поддакнул Трушин, – он не такой какой-то, как сначала казалось…

      – А что тебе, Вась, сначала казалось? – Мухин концом палки поворошил угли.