Апельсиновый ландыш. Андрей Федоров

Прокла… Одна машина, восемь казаков… Егор, карту подвинь.

      Склонившись, долго постукивал грифелем карандаша по отмеченному кружку.

      – У балки берём, так?.. вот здесь… потом плотом на другой берег за изгибом? И ищи ветра в поле?..

      Оторвавшись, сдёрнул круглые очки на дужках:

      – Ничего не перепутали, товарищи?

      Егор молча покачал головой.

      Москва, четвёртое декабря 1919 года

      Кузнецкий мост слякотный, забит людьми. Все – по делам. Ватники, полушубки, шинели… Лица хмурые, молчаливые, тела ёжатся от липкой промозглости… Только маленький горлопан не унимается:

      – Свежие газеты, свежие газеты! На Мытной ограблен ювелир Зильберквит! Симон Петлюра приехал в Варшаву! Покушение на генерала Карманова! Покушение на генерала Карманова! Генерал жив…

      Где-то под Ростовом, тем же днём

      – Тряпка ваш Горец, Мария Николаевна! Тряпка! – Косицкий в расстёгнутом кителе, красный весь, сидел глаза в глаза. – Зачем вы молчите? Он же нам всё рассказал. Мы знали, всё про него знали. Оставалось только понять, какие козыри в колоде. Будете говорить?

      Она смотрела на него сквозь лиловую опухоль на глазах, сквозь слёзы, с которыми совладать сил не было. Сквозь разбитые, высохшие от жажды губы хрипела от боли. Левое ухо нещадно кровоточило, блузка лоскутами висела на синем от холода и издевательств теле…

      – Зачем! – Косицкий сорвался на крик. – Зачем! Всё кончено! Всё! Карманов уже далеко… Кому вы отправляли сведения? – вскочил и с силой пнул от себя табурет. – Есаул!

      Шкарды-Барды, закатывая заляпанные кровью рукава, шёл на неё.

      – Я тебе, мразь, грудь отрежу и псам кину… – процедил сквозь зубы и ударил наотмашь.

      …с такой силой, что она, привязанная, опрокинулась со стулом на пол. Туман заволакивал глаза… Она слышала, как бил есаул сапогами в живот, по почкам… Слышала, как хрустели пальцы под его каблуком… боли не было…

      …только глаза… которые не сводила с Косицкого… боясь, что больше его не увидит…

      – Устал, ваше благородие… – есаул согнулся, уперев руки в колени, – устал, мать её… Тварь!

      Сплюнул и отошёл к стене, тяжело дыша.

      Косицкий присел над Машей. Та лежала тихо, казалось, не дышала… Каким-то чувством, волной, которая вдруг поднялась из глубины, откинул прядь её волос над правым ухом…

      На секунду—другую белый, как смерть, окаменел… потом завалился на колени, обхватил голову руками и, взрывая вены на шее, закричал…

      Владивосток. Январь 1905 года

      Буран свирепствовал неимоверно. Рвал ветви с деревьев, вывески со станции, снежными лапищами слепил фонари паровозов.

      Вагоны разгружали, как сумасшедшие. Семь минут и следующий. Ещё семь минут, ещё вагон. Больных на средних и тяжёлых не делили, некогда. Паровозы подходили и подходили… Вдвоём хватали по одному, за руки, за ноги и – прочь. В носилки, на вокзал, на пол… Пока на пол, потом разбираться будут…

      – Порт-артурских