Последняя кража. Катерина Траум

ублюдков из бара, пугал меня с одной-единственной целью. Возможно, послушайся сразу, так ничего бы и не случилось. Дура. Какая же дура. И ранен он теперь из-за меня… А я даже не принесла аптечку. Да и нет у меня достойного набора медикаментов, в нём просто некому нуждаться.

      Трудно представить более благополучное детство, чем подарили мне родители: к боли и травмам я попросту не привыкла. В их доме до сих пор без малейших изменений стояла моя спальня в лавандовых тонах с нарисованными в школьные годы пейзажами на стенах. И когда делала ремонт в собственном жилище, я рассчитывала только на себя, обустраивая всё так, как мне будет удобно. Удобно спать на широкой постели с котом в ногах, удобно расставить в ванной свои крема и лосьоны, удобно включать с утра музыку, когда иду в душ. Дьявол, завтра придётся быть максимально тихой. Прощайте, утренние променады в нижнем белье… Главное не опоздать на работу. И умудриться надеть что-то такое, чтобы мама не увидела опухших запястий.

      За этими равными, беспокойными мыслями я не заметила, как погрузилась в тревожный сон. Который прерывался ещё несколько раз за ночь, чтобы прислушаться к тишине, словно я надеялась различить через всё расстояние до дивана чужое мерное дыхание.

      4. (Не) доброе утро

      Мне снилось, как её имел под одеялом лощёный тип с зализанными волосами. Строго по расписанию карманного календарика, раз в месяц. Водил её в музей и целовал в щёчку, дарил охерительные букеты, жрал испечённые её руками булочки и никогда не топтал полы в её доме. Ведь малышке двадцать пять, она хороша как хренова вампирша из киношки для подростков, и совершенно точно привыкла получать лучшее от жизни. Ночью я просыпался дважды: один раз проверял, что никто не толчётся под окнами, а во второй всё же не выдержал и притащил из кухни нож, положив его под диванную подушку. Отцовский так и остался потерян где-то на чёрной земле. Той, на которую мне больше нельзя ступать.

      Не только кружащий в слишком уютном доме аромат корицы и женских духов не давал уснуть. И даже не дёргающие привычной болью ссадины на лице и костяшках. Но и понимание, в какой жопе я на этот раз, ещё и не один. Пусть Софи и не сознавала серьёзности ситуации, но мне можно не рассказывать, насколько важно станет для Фредди исполнить все угрозы. Он раненый и униженный зверь, которому нужно мясо определённого сорта. Последним поверхностным сном, продолжая сжимать под жёсткой подушкой деревянную рукоять, стали беспорядочные и кровавые картинки с распластанной на земле Софи, превращённой в месиво. Я помнил, как выглядела проститутка, в прошлом году чем-то не угодившая Фредди и его дружкам: фотки с тем, что от неё осталось, долго гуляли контрабандой по Блэксайду как предупреждение. Сейчас вместо лица той шлюхи воображение нарисовало лисью мордашку Софи, будто собственный кошмар хотел раздолбать мою звенящую башку как орех. Нет, нет, нет…