Венская прелюдия. Сергей Богачев

что он с успехом блистательно исполнил в следующие годы, которые проводил в основном то в Берлине, то в Париже.

      Будучи человеком аналитического склада ума, Павел Петрович скрупулёзно, с бухгалтерской дотошностью анализировал свои взлёты и падения, после чего быстро пришёл к выводу, что корсары и аферисты абсолютно правы в своём утверждении о том, что судьба балует исключительно сильнейших. Посему, нисколько не сомневаясь в своих способностях, Убри совершенно не удивился тому факту, что однажды оказался в фаворе у самого Горчакова, который благоволил ему всю дальнейшую жизнь.

      Одноклассник Пушкина, выпускник Царскосельского лицея под нумером один в своём списке, Александр Михайлович Горчаков прекрасно разбирался в людях и абы кого возле себя по службе не держал. Это покровительство светлейшего князя и стало тем самым финтом судьбы, дарованным Павлу Петровичу за его таланты. Большего от жизни он и не смел просить, потому отплачивал Горчакову бесконечной преданностью, болезненно воспринимая и принимая на свой счёт любые сторонние упрёки в адрес вице-канцлера.

      Теперь же, когда светлейший князь покинул этот мир, Павел Петрович словно осиротел и впал в депрессию, немедленно сказавшуюся на качестве и количестве его работы. Во всех событиях он маниакально высматривал зависть и недоброжелательность, искал подвох, после чего, как правило, сам для себя его находил, а затем только погружался ещё глубже в свою меланхолию.

      Громадные напольные часы, помещённые в лакированную башню красного дерева, гулко пробили два раза. Отработанным движением секретарь ловко изогнулся и встал со своего места так, что его кресло с подлокотниками не сдвинулось с места.

      – Ваше высокопревосходительство, прошу! Господин министр ожидает вас! – Чиновник неспешно и с картинно-важным видом, как это делают дворцовые лакеи, потянул на себя ручку тяжёлой дубовой двери, открывшей Убри путь в кабинет министра.

      Все двенадцать шагов до большого стола, стоявшего перед министром, Убри проделал чётким шагом человека, преисполненного сил и здоровья. Ни один мускул его лица не выдал ревматических болей, терзавших его уже несколько лет, но напряжение воли Павла Петровича оказалось напрасным – высокий ворс бордовой дорожки приглушил его шаги и министр, будто зачитавшись, обратил внимание на почтенного визитёра лишь только тогда, когда тот нарочито громко кашлянул, прерывая неловкую паузу.

      – Павел Петрович, милейший! Как добрались? – Министр иностранных дел Николай Карлович Гирс жестом уставшего профессора снял маленькие круглые очки и против всякого этикета протёр глаза, пытаясь восстановить чёткость взора. – Присаживайтесь, в ногах правды нет…

      Убри лёгким кивком засвидетельствовал своё почтение и присел в левое кресло, обитое зелёной кожей. В бытность Горчакова министром иностранных дел Павел Петрович всегда садился именно в это кресло. Тогда свет из окна не бил в глаза, и лицо оставалось в тени.

      Оглядевшись,