Клуб 28, или Ненадежные рассказчики. Милорад Кесаревич

что такие поступки среди Бергманов – дело семейное (ведь и сам кинорежиссер тоже сбежал от невесты накануне бракосочетания), но я, как и Велимир Хлебников, слышу здесь «тихий вой струн вселенского закона». Товарищи нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая разъяснений. – Секунду, секунду, – я заточил карандаш и принялся за математические выкладки. Вероятность того, что меня бросит 28-летняя девушка, составляет 1/9 [потому что я встречаюсь с женщинами в возрасте от 25 до 33 лет включительно], вероятность того, что аналогичная особа расстанется с Артуром Викторовичем, равняется 1/17 [потому что он предпочитает девушек в возрасте от 18 до 35 лет, мы же не педофилы какие], а вероятность расставания молодухи с Антосем Уладзiмiравiчам – 1/6 [от 28 до 33 лет]. Но какова вероятность того, что каждого из нас бросила 28-летняя, спросите вы? Чтобы выяснить это, необходимо перемножить вводные, – и получится результат в 0,001, или 1 шанс к тысяче. Согласитесь, маловероятно. Я потребовал перестраховки – и занялся сбором статистических вводных, обзвонив университетских товарищей:

      – Саня, а сколько было Лене, когда вы развелись? 28?! Интересно! Андрей, а когда ты расстался с Полиной? Ей было 28?! Игорь, а во сколько вы разошлись с Ингой? 28?! Игорь, а не желаешь ли ты присоединится к клубу мужчин, брошенных 28-летними женщинами? Не желаешь?! По-лузерски выглядит, говоришь? Иди нахуй! и я повесил трубку. Побеседовав с семью знакомыми, удостоверился, что всех бросили 28-летние женщины (кроме Алексея, потому что его бросил 28-летний парень). Однако собранного материала мне было недостаточно, и я снова потянулся к телефону:

      – Владимир Владимирович, прошу прощения, что тревожу вас молниями «телеграмма», но задача аховая! А сколько лет было Марии Борисовне Чуковской, когда вы в нее влюбились, а затем Чуковский вас из окна дачи выбросил?

      – Кто выбросил? – Маяковский взревел бархатным басом. Меня выбросил? Привяжи меня к кометам, как к хвостам лошадиным, и вымчи, рвя о звездные зубья, или Млечный Путь перекинув виселицей, возьми и вздерни меня, – стерплю. Но чтобы Чуковский меня из окна вышвыривал – неподъемная мука! Что это за наглая клевета? – он замолчал и нехотя добавил: – 35 ей тогда исполнилось. А что случилось-то?

      – Мы с коллегами бьемся над проблемой психологической неустойчивости 28-летних женщин…

      Маяковский добродушно рассмеялся:

      – Ха, вот отсюда и стоило начать, щегол. Лиле 28 лет исполнилось, когда мы весной 1919 года вернулись в Москву и поселились в неотапливаемой квартире в Полуэктовом переулке. Как сейчас помню: «Двенадцать квадратных аршин жилья. Четверо в помещении – Лиля, Ося, я и собака Щеник». Эх, хорошо! А потом…

      И голос сломался в унисон поскрипыванию телефонного кабеля. Напоследок я расслышал что-то нечленораздельное, но узнаваемо крепкое, матерное. Я прополоскал горло сидром и набрал другой номер:

      – Рюноцке, Рю, братюня, ну как ты там, за ширмой? Страшная огненная буря и горящая карета, падающая с моста?

      Акутагава, как всегда лапидарно, ответил:

      – Напротив: льды,