Отрочество. Василий Панфилов

сердцу резануло, но нет!

      Бумкать начал о стену сарая, потом с Санькой перекидываться. Народу сразу! Интересно потому што, забава новая.

      Да и день к вечеру клонится, народ моего возраста весь почти по домам – кто из школ вернулся, а кто и с работы успел. Совпало так, не специально коварился.

      – Мальчики! – высунулась тётя Хая Кац со страдальческим лицом и дёргающимся глазом, – Шли бы с забавками своими на чьи-то другие нервы, а не мои персонально!

      Ну мы и пошли. А што? Совесть же!

      Мишка остался, Фира с ним. Она такая, интересуется. Ум у неё практический больше. Науками занимается добросовестно, и очень даже с успехом, но вот ни разу не Надя! Не глупее, просто интересу меньше.

      Зато если готовить што, шить, или вон – рисовать, так не оттащишь! По полдня крутится у нас – то за Санькой наблюдает, если он в гостиной рисует, то за Мишкой. Глазищами своими так уставится, и как заворожённая! Нравится. Учиться потихонечку.

      И от Двойры как оберег, значица. Там дело такое, што девка напрочь перезрела, готова уже и к малолетке в штаны залезть, даром што там ещё толком и не работает ничего. Глаза с поволокой, вздыхает коровой стельной, любые штаны взглядами томными провожает. А тут вот, поблизости. Штаны. И в штанах.

      А потом што? Скандал? Оно нам не надо! А Двойра, вот ей-ей, за ради замужества хоть перекрестится! Вижу так, по глазам с поволокою. Да-алеко зайти дело может, вплоть до Священного Синода проблемы.

      Тем более, подмастерье портновский. Пусть даже и малолетка. Чем не жених?

      А на пляжу! Фурор! Толпа чуть не в пятьдесят человек, да с мячами. Играть пытаются, значица. Такое себе зрелище, позорное, а им и ничего, нравится! Азарт!

      Бегаю вокруг, правила втолковываю да драчки разнимаю. Хорошо ещё, к мячам брошюрку футбольную взял. Засомневается кто, сразу в нос тыкаю – читай!

      В четыре мяча-то, ого! Шума больше, чем от всего Привоза, вот ей-ей! Играть никто не умеет, а вот орать, это да. Крикливый народец, с детства к переору привыкают.

      – Офсайд! – дяденька какой-то судить взялся. Бегает вокруг в купальном костюме, лысиной потной сверкает, а уж азарта в глазах! Говорит, в Британии учился, и где-то как-то даже и участвовал. Давно.

      Грубая игра, бестолковая. Ногами босыми то по мячу, то песку. Толкаются! Потные от жары, песок налипший на телах.

      Бумц по мячу! Бумц по ноге соперника! Скандал, в морду лезут! А мне разнимать.

      Я не выдержал, да и показал – обводочки, перепасовку с Санькой – как могли, а могли не очень. Я-то ладно, а он откуда? А всё равно лучше прочих!

      Понабивал на ноге, на голове. И рты открытые вокруг, а в глазах желание – не хуже штоб уметь.

      Потом ещё дяденьки подошли, околофутбольные, помимо лысого. Те, кто где-то што-то видел, слышал, читал.

      Старые уже, чуть не за двадцать, а туда же! Но один так и ничего, соображает. Англичанин какой-то, из торговцев. Мистер Скотт, который попросил звать его Эндрю, потому как уже знает за хи-хи на свою фамилию. Чисто на русском так! Только шепеляво, будто каша во рту.

      Ну а я што? В сторонку, и действуйте! Нравится вам тренерско-судейское всякое,