Отрочество. Василий Панфилов

друг от друга решат всё то же самое за моё ничего не понимание в жизни, и успеют перессориться друг за друга, а не за мине! И будет тут свара не с моим раздиранием на части за соплячество, а споры за главность меж собой и другими.

      Тётя Песя явственно начала работать мыслями, што выразилось в появлении морщинок на непривычном к тому лбу.

      – А мине, – продолжаю я, – нужно не главным быть, шо всё равно нет из-за возраста, а штоб дело было. А кем и как, и кто славу на себя возьмёт, на то плевать с прищуром издалека!

      – Как с футболом! – осенило Мишку, – Ты и тогда устроил всё так, што другие делали то, што надо тебе!

      – Не так, штобы прямо мине, оно и городу польза. Но таки да!

      Фира аж засветилась от гордости, и немножечко даже расстроилась, шо некому показывать свой розовый язык. Поэтому просто за руку взяла, подержаться и погордиться.

      – Оно и здесь такое будет, шо прямо-таки ой! – продолжил я, сжав ответно маленькую ладошку, – Такие свары междусобойные вылезут наружу, што человека стороннего и зашибёт! А когда начнётся вечером за моё соплячество, за деньги ещё скажу. Триста рубелей один к одному жертвую. Тогда вместо соплячества начнётся сперва более уважительно – за возраст, а чуть погодя – за кто из них што вложить сможет.

      – Немножечко отодвинут тебя в сторону, но за дело возьмутся рьяно, штоб на твоём фоне не выглядеть ещё сопливей? – предположил Санька.

      – Задумано так, – киваю я, – но это же Одесса!

* * *

      Доктора крутили Мишкину ногу, спрашивали о разном, заставляли приседать и вытягивать её, наклоняться.

      – В принципе, – Гришин снял очёчки и протёр, – проблема решаемая. Если бы ваш друг…

      – Брат, – перебил я его, – извините…

      – Брат, – поправился он, – ничего страшного. Если бы ваш брат попал к нам, то через месяц, много – полтора, он стал бы ходить, как и прежде. А это, простите, работа коновалов. Где, вы говорили…?

      – Больница для бедных, – кривовато улыбнулся, – после Ходынки.

      – Даже так? – Гришин запереглядывался с коллегами, и снова снял очёчки на протереть, – Беру свои слова обратно. Н-да… наслышан. В таком разе – то, что ногу спасли, уже чудо. Не до изысков. Простите!

      – Ничего страшного, – отзеркалил я недавнее, – Доктор, скажите, а что сейчас?

      – Сейчас? Н-да… больница для бедных?

      – Сейчас, – выделил я голосом, – средства есть. Значительные.

      – Кхм… Мы за такое не возьмёмся, – сказал он, – здесь нужен, не побоюсь этого слова, аристократ от хирургии. И платить ему нужно тоже… аристократически.

      – Примерно!?

      – Ну… триста рублей, может четыреста.

      – Мы согласны! – даже не оглядываюсь на Мишку.

      – Кхм… деньги всё-таки заметные, и нужно согласие родителей или опекуна…

      Мысли сразу заметались. Родня у Мишки есть, но так штобы согласие, да такие деньги… Дольше обхаживать и объяснять. Владимира Алексеевича? Не-е… афера, как есть афера, нечего опекуна в этот гембель втягивать.

      –