Личное дело. Мэри Х.К. Чой

сладости из пакета. – Пластик ранит мое сердце, – говорит она и разглаживает пакет на прилавке. – Я так донесу.

      И коротко улыбается. Уныло.

      Эх. Похоже, вечеринка у нее намечается по поводу расставания.

      – Прости, – с запинкой говорю я. – Ну, не за пакет, хотя перед планетой тоже стоило бы извиниться… Прости за упоминание дня святого Валентина. Я не в курсе твоей ситуации. И вообще жизни.

      – О, – говорит она и улыбается. Только теперь она по-настоящему меня увидела. – Все в порядке. Я ничуть не жалею. Совсем. – Она наклоняет голову набок, разглядывая сладости. – По чесноку, сегодня ж гребаный праздник.

      Поверить не могу, что она мне сказала «по чесноку».

      – А. Окей.

      Она смеется.

      И тут (таков уж я) говорю:

      – А можно я кое-что предложу?

      Девушка смотрит на меня. С подозрением. Будто чувствует мою сконцентрированную бешеную энергию и понятия не имеет, к чему это приведет.

      – Конечно.

      – Я совершенно восхищен твоим выбором. Но если собираешься начать с соли и уксуса – а это идеально, как по мне, – начинаю я. – То ты уверена в выборе суперкислых бутылочек колы? Просто намекаю на то, что у нас есть и обычные, есть вишенки… А еще могу предложить жевательных лягушек, если любишь зефирный вкус с нотками персика… Или вот еще, знаю, прозвучит дико, но только послушай. – Я вскидываю ладони. – Как насчет того, чтобы попробовать бутылочки колы, но не в сочетании с «Кеттл», а с «Заппс» со вкусом «вуду»? Так будет слаще, хотя я не уверен, что в этом нет расизма…

      Обожемойзаткнисьуже.

      Девушка склоняет голову набок и сводит брови. Весь этот макияж и блестки на лице при свете ламп делают ее похожей на персонажа, созданного с помощью компьютерной графики. Она объективно привлекательна, но создается впечатление, что если стереть верхний слой, то увидишь гладкую, как яйцо, поверхность. От лица не останется ничего.

      – Сэр, – говорит она. – Не гони-ка. Ты что, хочешь сказать, что вон те вот лягушки «Харибо» – персиковые?

      Не гони?

      Ладно. Это безумно мило.

      Откашлявшись, я киваю:

      – Ага.

      – Нотки – это круто, – продолжает она. – Вот только не персика, а яблока.

      Я хочу с ней дружить.

      – Плюс мало кто знает, но: зеленые мишки на самом деле клубничные, – говорю я.

      Почему я до сих пор говорю? Мне хочется умереть от стыда, сжаться в комок. «Мало кто знает, но: зеленые мишки на самом деле клубничные». Серьезно?

      Если бы слова были способны восстанавливать девственность, то моя фраза – хороший на это претендент.

      – Обалдеть, конечно, – говорит она, судя по всему, без осуждения, а потом с силой опускает на прилавок кулак, словно судейский молоток. – Но я настаиваю на суперкислой коле.

      – Правда, что ли? – рифмую я.

      Господи.

      Она смеется и роется в кармане. Потом торопливо хлопает себя по бокам, как будто в ее обтягивающей броне пещерной ведьмы имеются какие-либо выемки.

      Ее ногти