Магеллан. Часть II. Егерь. Евгений Юрьевич Ильичев

два имени? Или у егерей может?

      Мария тем временем продолжила:

      – Нажми вот эту кнопку.

      Девушка очень медленно провела пальцем по боковой стенке табурета, и ее мягко притянуло к креслу. Я проделал то же самое и почувствовал, как невидимая сила мягко, но довольно настойчиво прижимает к табурету и меня.

      – Не бойся, – похлопал меня по плечу Герман, – так должно быть.

      – А теперь мы полетим вперед! – весело сообщила Мария и начала совершать какие-то манипуляции со светящимися точками перед собой. Грозная птица начала вибрировать, затем раздался протяжный свист, и вся егерская изба пришла в движение. Меня вжало в табурет с такой силой, что трудно было пошевелиться. Лес прямо передо мной замельтешил так быстро, что я не успевал следить за сменой картинки.

      Сперва мне стало нечем дышать, затем по всему телу пронесся жар, и я покрылся холодным потом. Мария краем глаза увидела, что со мной творится что-то неладное, и начала останавливать огромную птицу прямо в воздухе. Спустя мгновение из моего рта вылилась вся вода, которую я выпил после посещения нужника. Я посмотрел на обеспокоенное лицо Марии, не знавшей, за что хвататься – то ли за свои огоньки, то ли за последыша, которого непрерывно «полоскало». Наконец птица остановилась окончательно. Я почувствовал, что меня больше ничего не удерживает на табурете, и попытался встать, но не смог. Чернь настигла меня раньше.

      Глава 7 – Новый Мечников.

      – Он же ни разу не летал! – упрекал Марию Герман. – Самое быстрое средство передвижения за всю его жизнь – мой собственный горб.

      – Ну а мне почем было знать? – оправдывалась девушка.

      Герман наседал:

      – Нас эволюция к высоким скоростям больше пятисот лет приучала. Какой выносливости ты от паренька ждала?

      – Я уже поняла, – протянула Мария, отжимая очередную грязную тряпку в импровизированном ведре из разбитого шлема. – Не зуди, Герман. Мне и без того теперь всю приборную панель оттирать. Ой, взгляни, он проснулся! Ты как, ребенок?

      Я вертел головой, не понимая, где нахожусь. Судя по всему, меня уложили прямо на том самом табурете, где я и провалился в чернь. Спинка его сейчас была откинута назад, я помещался на ней целиком. Громадная птица уже не двигалась, и я попытался приподняться.

      – Тошнит? – спросил Герман.

      Я не понял вопроса и уставился на егеря. Тот изобразил рвотные позывы и объяснил понятие:

      – Тошнота – это когда хочется выплюнуть весь обед.

      Слово «обед» я знал. Как только оно прозвучало, мой Жии издал такой протяжный вой, что все поняли меня без слов.

      – Да он голодный! – сделал вывод Ковалев. – Эх вы, опекуны! Пошли, парень, я тебя накормлю.

      Однорукий увел меня в другой конец егерской избы, или птицы (я еще не определился, как называть летающий дом), и вытащил из стены какие-то продолговатые палочки с половину локтя длинной. Одну он взял сам, а другую протянул мне.

      – Гляди!

      С этими словами Ковалев одной рукой согнул свою палку