Джанан. Пленница тирана. Екатерина Орлова

могла прошмыгнуть в нее и испариться из комнаты господина. Мне то и дело приходится напоминать себе наказ Лутфии о том, что я должна стать тенью гарема, но так хочется взбрыкнуть или выкинуть нечто эдакое, чтобы господин меня заметил. Бросив последний взгляд в его спальню, я с сожалением отмечаю, что он спокойно беседует с врачом, совершенно не обращая внимания на то, что я покидаю комнату.

      Медленно добредаю по тихому коридору до кухни, вхожу туда, передавая столик с грязной посудой кухаркам, и возвращаюсь в гарем, чтобы найти Хаю и получить дальнейшие распоряжения. Я не успеваю дойти до арки, ведущей к комнатам гарема, как кто-то сзади хватает меня за волосы прямо сквозь платок и резко дергает назад. Я вскрикиваю и пытаюсь перехватить руку, тянущую меня в темный угол, но моя ладонь только беспомощно хватает воздух. Внезапно горло сковывает ужасом, когда мысли прорезает кошмарная догадка о том, что меня тянут в сторону мужской половины. Может, кто-то из мужчин проследил за мной и хочет повторить то, что сделал Малих?! Тело покрывается холодным липким потом, а ужас, пробегающий по крови, замораживает ее, делая меня абсолютно беспомощной. Мышцы деревенеют, и боль, которую я еще секунду назад ощущала так остро, теперь какая-то приглушенная и тупая. Правда, теперь я чувствую ее не только кожей головы, но и всем телом. Оно разом наливается свинцом, кровь в висках неистово стучит, а к горлу подкатывает тошнота. От страха начинает кружиться голова.

      Как только мы сворачиваем за угол, рука, державшая меня за волосы, резко перехватывает за горло и, развернув, впечатывает в стену так сильно, что я бьюсь о мрамор затылком, и тошнота усиливается. Перед глазами плывет изображение, но даже в полумраке темного угла я начинаю различать черты одной из служанок. «Фарида!» – осеняет меня. Я вцепляюсь в держащую меня руку и пытаюсь махать ногами, чтобы отбиваться.

      – Ах ты разнесчастная овечка! – шипит она, приблизив свое лицо к моему. Тонкая ткань наших шел соприкасается и танцует на легком сквозняке. – Дочь шакала! – цедит сквозь зубы.

      – Фарида, пусти, – выдавливаю из себя с остатками дыхания. – Ты что делаешь?

      – До тебя тут было все хорошо, но ты… порченная… пришла и пытаешься менять порядки. Думаешь, если Хая тебя отправила к господину, я не добьюсь, чтобы тебя вышвырнули? Лутфия приказала мне прислуживать господину Заиду, но нет, наша особенная девочка решила, что она выше всех. Ты знаешь, сколько я провела в этом гареме в надежде подобраться к его хозяину? – Она снова отрывает меня от стены и впечатывает в нее затылком, отчего в голове все звенит, а тело слабеет, перед глазами плывут разноцветные круги. – Знаешь, сколько раз я пыталась добиться своего?

      Еще удар. Потом пощечина, еще одна с другой стороны. Я уже плохо соображаю, едва слушая ее злобное рычание, а она все продолжает шипеть что-то о том, что сегодня у нее был шанс, но я все испортила. Она бьет и бьет, практически не останавливаясь, а я уже даже не держусь за ее руку, которая удерживает меня за горло, потому что у меня нет сил. Я повисаю в руках