Отбор женихов для волчицы лунного князя. Анна Замосковная

струи тёмной воды, оплетают, пленяют, и всё это под рык-песню-причитание Велиславы, от которого всё внутри переворачивается.

      – …пламя в горне разгорается, одна фигурка расплавляется, да другая выковывается…

      Голос Велиславы пронизывает меня, затуманивает сознание. Шипит брызнувшая на печь вода, окутывает всё пахучий пар-туман. Утробная песнь без слов вьёт его, заставляет выплясывать вокруг меня, лизать влажными горячими языками.

      – …один след стирается, другой начинается…

      Нечем дышать. Страшно. Меня трясёт, а вода всё течёт и течёт на голову, будто сама по себе. Потусторонняя песнь звучит отовсюду, она слишком мощная, чтобы исходить от живого существа. Пар обжигает лицо, паника разрывает грудь, пытаюсь отыскать в молочном жаре руку Велиславы, натыкаюсь на жилистую горячую ладонь, стискиваю её и заливаюсь слезами: не одна, я в этом пекле не одна.

      – …узы крови разрываются, алые капли в тёмную воду проливаются, – (ладонь обжигает болью, я с недоумением смотрю на бегущую по раскрасневшейся коже алую струйку), – была отца с матерью, стала ничья…

      Слова стегают неожиданной болью. Паника омывает меня холодом, я задыхаюсь, впиваясь в жилистую ладонь скрытой в пару Велиславы… или не Велиславы вовсе: не уверена, что эти жёсткие пальцы не принадлежат потустороннему существу.

      – …одна встала на перепутье. Много дорог впереди, много уз на этом пути, есть к каким сиротинушке приплестись…

      Хочу что-нибудь сказать, но язык не двигается.

      – …вольна чистая судьба идти, куда пожелает. Вольна свободная от уз увязаться в другие…

      Велислава говорит и говорит.

      «Это просто слова», – пытаюсь убедить себя, но такое чувство, будто меня действительно отрывают от всего, и её слова имеют силу над пространством и временем, над моей жизнью. Я сижу в тазу в бане, окутанная паром, вцепившаяся в мелко вибрирующую руку, и страшные слова о моей свободе перемежаются порабощающей мелодией рокочущего голоса…

      ***

      Лежу совершенно без сил и смотрю на цветной плетёный коврик возле двери. Простыня подо мной влажная от натёкшей с волос воды. Мышцы пропитаны такой истомой, что невозможно пошевелить пальцем. Но иногда я с усилием скашиваю взгляд на ладонь с багряной нитью пореза.

      После процедуры, которую Велислава назвала переменой судьбы, она меня ещё и веником попарила, так что из бани меня выводили под руки две девушки в белых сарафанах. Уложили здесь, в такой нарочито деревенской горнице, что она кажется ненастоящей, будто музейная постановка. Может, так и есть: я дорогу сюда не запомнила.

      Единственное, что нарушает антураж, – лампа под потолком. Но даже под этим отголоском родного мира у меня полное ощущение, что судьба переменилась, что я оторвана от своего прошлого, и это вдруг почти приятно.

      Я хочу, чтобы прошлое отпустило. Жаль, ритуал не подправляет память. Михаила я бы очень хотела забыть. И ещё некоторые моменты… много моментов. Хотя сейчас, когда лежу вся распаренная, будто пьяная, болезненные события вспоминаются легко, словно