Отбор женихов для волчицы лунного князя. Анна Замосковная

чтобы сила перешла к девочкам, которых воспитываем мы. Получивших дар мы растим в ещё большем уважении к князю и служении народу. Чем искреннее это желание, чем чище помыслы жрицы, тем сильнее она становится.

      – Правда? – вырывается у меня.

      Поджав губы, Велислава несколько мгновений смотрит на меня. Вздыхает:

      – Почти. Осечки случаются даже с выпестованными под чутким руководством жрицами: порой для них любовь, муж, дети становятся важнее верности. Поэтому получение силы взрослыми, не воспитанными должным образом женщинами крайне нежелательно. Но сейчас век гуманизма, что поделать. – И так смотрит, будто гадает, можно ли меня убить и потом сказать, что я сама виновата. – Цени доброту князя: он был вправе убить тебя и забрать силу для одной из наших преемниц.

      Да я уже оценила: он меня ещё от взрыва спас. Но что-то кажется, Велислава этому известию не обрадуется.

      Она хмурится, взмахивает рукой:

      – И хватит зажиматься, у нас наготы стесняться не принято, чем быстрее к этому привыкнешь, тем лучше для тебя.

      Правильно, конечно, говорит, но всё равно неловко. Напоминаю:

      – Но вы-то одеты.

      – Я тут церемонию провожу, между прочим. Моя одежда – символ разницы нашего статуса и исполняемых функций. А к наготе привыкай. Благо тебе есть, что показать.

      Велислава вылавливает из таза стебли пахучих трав и с небрежной лёгкостью заливает в кипяток четыре ведра холодной воды.

      – Тронь, не слишком ли горячо, – кивает на тёмную душистую воду.

      Эта забота о моём удобстве неожиданна и подозрительна. Искоса следя за Велиславой, осторожно окунаю кончики пальцев в воду.

      – Горячевато, – шепчу я.

      – Что ты блеешь, как овечка?

      Меня захлёстывает внезапная злость. Расправляю плечи, вскидываю голову и чётко, обжигаясь раскалённым воздухом, сообщаю:

      – Слишком горячо для меня.

      – Ну наконец-то. – Велислава заливает в таз ещё ведро, пустые вставляет друг в друга и относит к низкой двери. – Слабости здесь не любят и не прощают. – Она снимает с полки мочалки и бросает в стоящий на широкой скамье таз. Ковшом зачерпывает в чане печи кипятка и заливает их. – Ты особо-то на смотринах не обольщайся: все тебе мягко стелить будут, буйных волчиц разошлют по родственникам да в подвалах запрут, а как выберешь мужа, как брак свяжет тебя со стаей, так и станет на их перинах спать жёстко. Поэтому никакой слабости: если облили кипятком – улыбнись и скажи, что в следующий раз обидчицу живьём сваришь.

      Не сомневаюсь, что Велислава что-нибудь подобное говорила, и ей безоговорочно верили.

      – Ну, что стоишь? Садись в таз, – она указывает на тёмную, только что разбавленную воду. – Вымыть тебя надо перед церемонией.

      – А что там будет? – без особой надежды уточняю я и сую ногу в тёмную глубину таза, который, пожалуй, честнее назвать круглой ванночкой.

      – Этот этап связан с чистотой и почитанием. Тебе предстоит показать, что ты чиста, и доказать желание служить князю.

      – Как? – Меня от этой таинственности