Университетские истории. Дмитрий Емец

звонок в дверь. Щукин берет топор, которым он гонял чертиков Ивана Карамазова, и идет открывать. На площадке стоит Пряжкин, злой такой, с чемоданом, и говорит:

      – Я знаю, Бог живет не в церкви! Я знаю Бог живет в сердцах, в друзьях, в любви! Сегодня когда жена мой чемодан в окно выбросила, мне все это открылось. Как прозрение – вспышкой! Можно я у тебя опять поживу? И параллельно буду доносить всем людям свою новую веру!

      И бочком в дверь лезет. Щукин подумал и говорит:

      – Знаешь, Вась, иди отсюда! Если бы ты опять похудел, потолстел, уехал в Арктику поваром, сделал себе татуировку на лице – я бы тебя понял! А это уже явная ересь, даже для меня! Брысь отсюда, а то вдарю!

      И закрыл дверь.

      ВОСПИТАНИЕ ХАРАКТЕРА

      Профессор Щукин сказал:

      – У многих девушек изначально кошмарный характер, особенно у серьезных, правильных, самых лучших девушек. Прямо-таки кошмарнейший. И поэтому их надо регулярно дразнить. Иначе девушка костенеет в своей правильности, а это гибель. Поначалу девушки поддаются дразнению плохо, но если девушку продолжительно дразнить – она со временем становится человеком.

      – Но может и озвереть, – сказал Костя.

      СТРАНИЦА В ИСТОРИИ

      – Чтобы остаться в истории, писатель должен или попасть в коллективное бессознательное, или быть невероятно бодрым и жизнелюбивым! Так, чтобы это прямо прорывалось сквозь прозу и сквозь века! – сказал профессор Щукин.

      – Коллективное бессознательное – это как? – после вежливой паузы спросил Воздвиженский.

      – А шут его знает! Оно, понимаешь, коллективное. И оно бессознательное.

      – А биография?

      – У писателя нет биографии. Имя автора – это два слова над названием книги для обозначения примерного, но не гарантированного качества продукции. Все остальное узнавать вредно. Я потерял для себя три четверти литературы, когда стал изучать биографии.

      – Ну а как же те биографии, что мы даем студентам?

      – Это симулякр, который выдумали школьные учителя. Краткая выжимка, которую кто-то, может, запомнит. Ну там Есенин – рубаха-парень, крестьянский поэт, ходил по трактирам. Или Маяковский – вначале ходил в желтой кофте с бантами и шокировал барынь, а потом стал ходить по заводам и шокировать рабочих. Чушь.

      – А депрессивная проза?

      СОНЕЧКА НЕ-МАРМЕЛАДОВА

      Аспирантка Лена пришла к выводу, что она похожа на Сонечку Мармеладову, и решила, что навеки влюбится в того, кто узнает в ней Сонечку. Решительная, бледная, она пришла в университет и сказала Косте:

      – Кто я из литературных героинь? Только говори правду! Не задумывайся!

      – Наташа Ростова! – покраснев, сказал Костя.

      – Кто-то?! Наташа? Но это так узко и скучно! Дети – они все такие красные и так визжат!

      Лена махнула на этого дурака рукой и побежала дальше. Следующим ей встретился доцент Воздвиженский.

      – А у вас кто идеал женщины? В смысле, я на кого похожа? – спросила Лена.

      – На Татьяну Ларину! – сказал Воздвиженский.

      Лена