Избранные произведения. Том 3. Абдурахман Абсалямов

думала о сегодняшнем вечере. Потом неожиданно вспомнилось, как недели две назад они с Лялей, Хаджар и Таней ходили на лыжах по Кабану. Они толкали друг друга в снег, подолгу смотрели на звёзды, мерцавшие то зеленоватым, то голубым светом. Откуда-то появился Наиль и увёл с собой Хаджар. Наиль влюблён в Хаджар. Ляля, непонятно почему, сердится на это. А Мунире смешно.

      Наутро Ляля задала ей странный вопрос:

      – Кто из мальчиков больше других тебе нравится?

      Мунира ответила:

      – Все одинаково.

      – Нет, нет, а кто больше?

      – Не знаю.

      – Тогда я скажу: Г. У.

      И она, Мунира, покраснела. Ещё в девятом классе Мунира стала замечать в себе какое-то новое отношение к Урманову. Уже не раз она ловила себя на том, что стеснялась этого невнятного, едва ощутимого чувства, стараясь скрыть его от своих самых близких подруг – Тани, Ляли, Хаджар, от матери, хотя во всём другом была с ней совершенно откровенна, и даже от самой себя. Но хотя Мунира на людях и задирала Галима и иногда не прочь была даже показать своё пренебрежение к нему, всё же, оказывается, от друзей ничего не утаишь.

      Ляля раскрыла самые тайные её мысли. Но Муниру Лялины слова почему-то не задели, наоборот, даже доставили какую-то радость. Вчера, когда Галим не пожелал её выслушать, посчитаться с её мнением, он и не подозревал, как глубоко обидел её, – ведь она так волновалась из-за того, что против него ополчился весь класс.

      Вдруг в памяти всплыл Кашиф Шамгунов, который тоже был сегодня на вечере. Кашиф служил в банке и доводился ей дальним родственником. Он прямо-таки весь сиял от самодовольства, блестели даже его явно подвитые волосы, его наполированные ногти. Как смешно, когда мужчина усиленно следит за своей внешностью!

      Мунира недолюбливала Кашифа, но всё же пригласила на вечер. Уж очень он просил её об этом. А тут ещё Галим поссорился с ней.

      Девочки говорят, что у Кашифа красивые глаза. Что из того! Мунире не нравится их выражение… Совсем как у кота, слизавшего с молока сливки… Нужно же было звать на вечер этакого «салам-турхана»[3]! Подумаешь, хотела сделать неприятное Галиму, а его на вечере-то и не было.

      «Галим… нет, не стоит и думать о нём. Мальчишка – и всё…» И что это ей не спится? Она встала, накинула халат. Взгляд её упал на портрет отца, с тремя шпалами в петлицах гимнастёрки и боевыми орденами. Как жаль, что его не было на их торжественном вечере. Где он сейчас? «Папа, родной, милый, я очень боюсь за тебя».

      Мунира уже полгода не видела отца. Когда-то он водил её в тир, учил стрелять из пневматического ружья, вместе они скакали верхом в манеже, плавали на Волге баттерфляем и брассом. А как любила она ходить с ним на лыжах! Да, если отец скоро не приедет в Казань, она поедет к нему. Как только получит аттестат.

      Мысли о Галиме, об отце переполнили душу Муниры, и она, сама не понимая отчего, заплакала.

      Послышался скрип двери и тихие шаги матери. Суфия-ханум постояла, зябко кутаясь в мягкий оренбургский платок. Потом подошла к Мунире и, обняв её за плечи, крепко прижала

3

Чучело соломенное.