Тирания Ночи. Глен Кук

повезло меньше. Все трое погибли.

      «Так им и надо за ротозейство», – подумал Бронт, но вслух ничего говорить не стал.

      – Кто это сделал? И почему?

      – Наверное, вас хотели ограбить, – пожал плечами лекарь.

      Какое там ограбить – это были не воры, а убийцы. Причем опытные. Он чудом остался в живых.

      – Ограбить? – переспросил Бронт. – Чего удалось от них добиться?

      Монаха этот вопрос весьма озадачил.

      – Их же поймали?

      – Нет.

      Ну разумеется. По настоянию Донето остатки его личной охраны отправились искать убийц. Конечно же, во всем виноваты местные власти – здешние чиновники ни на что не способны.

      Почти сразу же люди Бронта поняли: в Антье никто им ничего не скажет.

      – Ваша светлость, – сообщил Мика Трендель, – они, конечно, не говорят этого вслух, но меня не оставляет одно подозрение: по-моему, в этом городе все крайне разочарованы, что вы остались в живых.

      Сперва Донето решил, что покушались на него местные бандиты, которые как-то запугали горожан. И только потом сообразил, что горожан, возможно, запугивать и не пришлось.

      У прикованного к постели Донето было достаточно времени, чтобы подумать о Коннеке и настроениях здешних простолюдинов. Выводы напрашивались неутешительные. Но быть может, удастся обратить против врагов саму правду.

      – Меня пытались прикончить еретики-мейсаляне, – объявил он епископу, когда тот почтил наконец пострадавшего своим присутствием, оторвавшись на краткое время от плотских утех.

      – Нет. Они выступают против насилия и никого не убивают.

      – Даже посланца патриарха – своего заклятого врага?

      – Особенно посланца патриарха. Мейсаляне не хотят настраивать против себя Брот. Они желают лишь, чтобы их оставили в покое. Как, впрочем, и все в Коннеке.

      – Все равно огласите обвинение.

      – Но никто не поверит. Они наверняка решат, что вы подстроили покушение, чтобы потом обвинить еретиков.

      Недоверие звучало и в голосе епископа, который и сам подозревал Донето в чем-то подобном.

      Бронт понял: так ему ничего не добиться. Наслушавшись немытых простолюдинов, он осознал, с какой непочтительностью и подозрением здесь относятся к Броту и церкви. Причем чалдаряне выражали куда больше недовольства, чем их соседи-еретики.

      После ночи длинных ножей коннектенцы твердо усвоили, что все зло, несправедливость и пороки исходят из Брота, а точнее, Кройса – тамошнего патриаршего дворца.

      – Тогда скажите, что виноват этот сифилитик из Вискесмента.

      – Пожалуйста. Но в это тоже никто не поверит.

      – Чему же они поверят?

      Бронт попытался успокоиться, от гнева у него начали расходиться швы.

      – Любым, даже самым абсурдным обвинениям в адрес патриарха и коллегии.

      – Но кто же тогда пытался меня убить?

      – Может быть, вас просто хотели ограбить, – пожал плечами епископ, но, увидев рассвирепевшее лицо Донето, осекся. – Или все-таки виноваты сторонники Непорочного, которые