Русский город Севастополь. Сергей Анатольевич Шаповалов

у них тут грязь? Кругом грязь! – негодовал он.

      Подошёл к торговцу. Тот вскочил на ноги, завидев богатого клиента. Расплылся в улыбке, ощерив пожелтевшие зубы, так, что глазки превратились в узкие щёлки.

      Павел и Жернов подошли следом за подполковником.

      – Эдуард Иванович, решили трубку прикупить? – поинтересовался поручик.

      – Старую сломал под Силистрией, будь она неладна. Новую надобно.

      – Бери! Бери, генераль, – показывал торговец великолепные турецкие трубочки, все в чеканке и цепочках.

      – Да на кой ляд мне эти цацки, – недовольно отверг его предложение Тотлебен. – Мне бы что попроще. Вот эту – указал он на короткую трубку из чёрного дерева с янтарным мундштуком.

      – Бери, бери, генераль! – все приговаривал торговец.

      – Что, бери? Сколько стоит?

      Торговец показал пятерню и заговорил быстро, расхваливая товар.

      – Вот же басурман! Что лопочет – черт разберёт. Пять чего? Копеек?

      – Эдуард Иванович, этот хитрец просит пять рублей серебром, – объяснил Павел. – Говорит: трубка из Алжира, дорогая.

      – Экий подлец! Пять рублей! – возмутился Тотлебен, но потом с сожалением вздохнул: – А трубка хороша. Однако жалко мне пять рублей, да ещё серебром.

      Он повернулся, намереваясь уйти, но торговец тут же заголосил, размахивая руками.

      – А теперь, что ему надо? – остановился Тотлебен.

      – Говорит, за три отдаст, как генералу, – перевёл Павел.

      – Да, ну его! – махнул рукой Тотлебен.

      – Позвольте, я с ним поторгуюсь, – попросил Кречен.

      – Эй, а ты хто такой? – вдруг торговец заговорил на русском, недовольно выпятив нижнюю губу. Окинул гневным взглядом Павла с ног до головы.

      Павел схватился за саблю, вынул её на вершок и вновь с грозным скрежетом вогнал в ножны. Торговец взглянул на костяную рукоять с серебряной насечкой, изменился в лице.

      – Хорошо, хорошо! – сказал он с испугом.

      – Ну, давайте, Кречен, – согласился Тотлебен.

      Торг вёлся долго, переходя на крик. Все торговцы из ближайших лавок пришли поглазеть: что это за русский юнец в форме прапорщика так лихо спорит на татарском, да ещё такими ругательствами приправляет – хоть уши затыкай.

      В конце сторговались: за два серебряных рубля – вожделенную трубку, фунт турецкого табака и отличный кожаный кисет.

      – Экий вы молодец, Кречен! – похвалил его Тотлебен, любовно осматривая новое приобретение. – Никуда вас не отпущу. Мне такие адъютанты нужны позарез.

      Решили отобедать. Рядом, на площади находился трактир. Длинный навес. Под навесом низкие столики и скамеечки, покрытые войлоком. На скамеечках, скрестив ноги, важно восседали татары в дорогих халатах. Пили кофе и попыхивали трубками. Рядом с навесом плаха из огромного пня. На плахе лежала полтуши барана. Тут же сложен из булыжника очаг. Над очагом подвешен закопчённый котёл, в котором бурлило масло. Татарин в белой рубахе с засученными