Целитель – 6. Валерий Петрович Большаков

Два года! – прошипел он, морщась, и вздохнул: – Не знаю… Вот, не знаю и всё!

      – Делай, что должен, – процитировал я Аврелия.

      – …Будет, что суждено, – тускло договорил Зенков.

      Неожиданно в коридоре поднялся шум, расходясь детсадовским визгом, и в прихожке началась суматоха – к хихиканью добавились аханье с ойканьем.

      – Изя, глянь, – заинтересовался Андрей, – чего они там?

      – Не пацанское это дело, – надменно выразился Динавицер.

      Тут приоткрытая дверь распахнулась настежь, и на пороге остановилась Светланка. Я встал, приветствуя близняшку.

      – Нарисовалась, фиг сотрешь! – хулиганская улыбочка заплясала на ее губах. – С днем рожденья, Мишечка!

      Чмокнув меня в уголок рта, девушка смутилась.

      – Там… – заговорила она неуверенно. – Там еще одна гостья… Инна. – И засуетилась, достала из сумочки свежий номер «Советского экрана». – Смотри! – Света раскрыла журнал на развороте. – Нет… Тут репортаж со съемок… А, вот!

      Небольшая, с открытку величиной, фотография Инны Видовой очаровывала: легкий прищур синих глаз, ветерок перебирает пряди цвета спелой пшеницы, зреет ямочка на щеке – то ли улыбнется девица-красавица, то ли нахмурится капризно, еще и губки надует.

      Взгляд выловил из текста: «…По словам французского режиссера Андре Юнебеля, Видова живо напомнила ему Милен Демонжо».

      «Согласен, – усмехнулся я. – Тоже милашка…»

      Смех, звуки ступающих ног, весьма оживленный гомон накатили воздушной волной. Хлопнула входная дверь, отвергая фанаток, и в комнату вошла Инна.

      Простенькое платье в стиле «милитари» служило оправой, оттеняя броскую внешность Хорошистки. Талия утянута пояском, подчеркивая крутизну бедер. Фигурка… Двояковыпуклая – грудь вперед, попа назад. Щечки алеют, глазки блестят, улыбочка голливудская – «снежок в розе», как Грин говаривал… Хороша!

      Инна оглянулась на Риту, и та ворчливо снизошла:

      – Да целуй уж…

      Видова приблизилась ко мне, явно робея. Я натянул улыбку, и в синих глазах заметалось ликование. Нежно прижавшись губами, Инна выдохнула:

      – С днем рождения, Миша!

      Наши девчонки, толпившиеся за спиною Инны, как фрейлины августейшей особы, защебетали вразнобой, наполняя комнату красами да гласами:

      – Ой, а кто чай будет?

      – Все! Все!

      – Иже херувимы…

      – Дюха, тебе партийное поручение!

      – Торт, Зиночка?

      – Только не кромсай, смотри!

      – Точка – и ша! Я аккуратненько…

      – А чая хватит?

      – Полный чайник!

      – А чашки?

      – Да мы по всему коридору собирали!

      В дверь просунулась симпатичная мордулька первокурсницы, совмещавшей модную челку и школьные косички.

      – От нашего факультета – вашему факультету, – пышно объявила она, косясь на Инку, и впустила подружку с большой круглой коробкой. – Торт «Киевский»!

      – Добро пожаловать! – выкрикнул Изя. – А чё?

      – Блин-малина…