Возвращение Орла. Владимир Алексеевич Фадеев

всех перспектива присутствия в команде бездольного алкаша Орликова коробила Виночерпия – вся его мистическая арифметика ломалась на глазах.

      – Или… – Капитан посмотрел с укоризной на Тимофеича, – или все остаёмся тут.

      Это в корне меняло ситуацию.

      – Ладно, Семён, пойдём… – на самом-то деле Аркадию было хоть с чёртом, только бы у воды…

      Обратно Орликов пытался взбрыкивать, его роняли, поднимали и тащили дальше.

      – Если, Кэп, ты такой добрый, то и сажай его к себе, – повторять ароматический опыт Поручик явно не собирался.

      Капитан – что было делать? – согласился. Началась загрузка.

      – Давай, Михал Васильич, давай… ноги-то… – кряхтел Аркадий.

      – Тоже мне Бунчук-пулемётчик… – помогал ему Семён и когда удалось-таки захлопнуть дверь, отряхивая руки, выговорил театрально: замкнулась над ним черная, набухшая беззвучием пустота.

      – И верните его живым и здоровым, – вспомнил на прощание наказ ядерного папы Тимофеич, – он ещё родине нужен.

      – На кой ляд? – брезгливо вытирая о брюки пахнущие Орликовым ладони, спросил Капитан.

      – Родина его награждать будет… вот, смотри, – достал бумагу с выпиской из Указа Президиума Верховного Совета СССР.

      – Ох ты! – изумился Капитан и показал Указ ребятам.

      – Обидели Орла, – сокрушённо вздохнул Африка, – он «Героя» заслужил, а ему только «Знак Почёта». Посидели бы эти из Президиума месяц в гараже! Обидели.

      – Вещи, вещи его не забудьте!

      – А какие – его?

      Около автобуса кучей лежали несколько рюкзаков и сумок.

      – Вон та, по-моему, красная, тощая.

      Виночерпий расстегнул молнию: пиджак, свитер, трико и тапочки.

      – Его?

      – Не в детском же саду, не подписано, – достал с самого дна сумки общую тетрадь, – сейчас узнаем… – наугад прочитал, – «Пьяный совершает много такого от чего по утрам краснеет Сенека». Вот книжица ещё… ох ты, раритет 1915 год! «Опыт принудительной трезвости. Издание московского столичного Попечительства о Народной трезвости». Его!.. Вот несчастье-то…

      Председатель «Общества трезвости» был перманентно готов к ведению антиалкогольной пропаганды. Даже будучи смертельно пьяным.

      Когда Капитан, морщась, вёл под руки обессилевшего от рвоты Николаича к поручиковской «копейке», то поймал на себе колючий взгляд: Крючников сидел на рюкзаке чуть поодаль от общего копошения, скривившись в привычной брезгливой усмешке.

      «Вот гад! – даже скрипнул зубами в противной самому себе бессильной злобе на Крючникова за то, что он без слов, одной вот такой гнусной усмешечкой умудряется во всё добавить яду… да и не яду – какого-то особенного скунсовского дерьма. Уж если и железобетонные, легированные факты, даже такие, как Победа, под этими скунсовскими струями могут превращаться в сомнительные (а потом во вроде как и ненужное, а потом и вовсе – вредное!?), то что говорить про полуживого Николаича?

      За