Детство на тёмной стороне Луны. Виталий Матвеевич Конеев

и энергией я бросался к сковородке, когда мать ставила её на стол. Мать торопливо совала мне в левую руку кусок хлеба, чтобы хлеб сдерживал меня. Но я не замечал кусок и бешено работал ложкой, метал в рот горячую картошку, давился, задыхался. Картошка застревала в горле, и я срывался с табуретки и на пределе физических сил бежал два метра до бачка с водой. Пришлёпывался к бачку, черпал воду ковшом, торопливо пил. И давился водой. И мчался к столу. Мать сокрушённо качала головой.

      – И чо это за ребёнок такой, идивод? И кем он вырастит, идиводина? Глаза какие завидущие, захлестнуться не может. Только еду на него трачу… Не лезь туда. Ешь на своей стороне.

      Я в это время ложкой сталкивал верхний слой картошки и быстро поедал нижний слой, поджаренный. Я обжигал гортань, пищевод и желудок и метался между бачком и сковородкой.

      Мы быстро съедали картошку, и я оставался голодным.

      Мне было двадцать лет, и я приехал из города к матери с двумя приятелями. И мать, желая похвастать собой перед парнями, приготовила картофельное пюре, котлеты, суп, кашу. Володя Костюченко ел и говорил мне:

      – Ну, и мать у тебя. Повезло… Если бы так готовили в нашей заводской столовой.

      Я не сказал ему, что до девятнадцати лет я питался хлебом, маргарином и молоком.

      Примерно, два – три раза в год мать готовила пельмени и один раз – блины.

      Так как я ел очень быстро, то мать купила мне чашку. Все остальные питались из большой чашки. Они ели медленно. А я торопливо глотал пельмени, задыхался и выскакивал во двор в одних трусах, глотал снег и стоял на снегу босыми ногами, чтобы охладить себя. Но пельменей было мало – одна чашка, и я оставался голодным.

      Однажды Сашка Деев подбежал к моему брату на улице и завопил, чтобы все слышали, потому что с ним никто из детей не играл:

      – Братка, здорово!

      – Какой я тебе брат? Пошёл отсюда! – свирепо крикнул в ответ Колька и, размахнувшись, ударил Сашку в грудь.

      Сашка попятился, и у него на лице появилась плачущая гримаса.

      Первого сентября мать дала Кольке горшок с цветком, и брат пошёл по улице. А мы смотрели на него из-за забора.

      Мать уже кричала всюду на улице, у магазина, что её Колька «вумный, начальником будет!»

      Да, брат был умный, осторожный и расчётливый. Умел «ставить» себя среди товарищей. Он всегда молчал дома, вёл себя тихо, не играл. И мать говорила мне:

      – Видишь, какой Коля вумный мальчик? Его не видно и не слышно. Только ты орёшь. Прям уши лопаются от твоего крика.

      Сашка Иванов, сын служащего дяди Ильи попытался посмеяться над Колькой. Брат повалил Сашку на землю и, лёжа на нём, бил кулаком по его лицу, как наша мать била Матвея. Тётя Зина, мать Сашки, с палкой гонялась за братом и кричала:

      – Я тебя, паскуда, в тюрьме сгною!

      Все мальчики улицы немедленно подчинились воле брата.

      Вероятно, через месяц учительница вызвала нашу мать в школу. Здание школы было чёрным, мрачным и страшным. Эта школа