Психоаналитическая традиция и современность. Валерий Лейбин

некоторое время этот старец приходит в тюрьму к Господу, и между ними развертывается примечательный разговор, точнее, монолог, ибо Господь молчит, а Великий инквизитор задает ему вопросы, сам же отвечает на них и высказывает свои суждения по поводу свободы, рабства, искушения и счастья человека. При этом он обвиняет Господа в том, что тот вместо того, чтобы овладеть свободой людей, предоставил ее им и тем самым обрек их на мучения, ибо свобода привела к бунту, истреблению друг друга, рабству. Свободным же человек становится тогда, когда он отказывается от своей свободы, покоряется Великому инквизитору и священникам, предоставляющим ему тихое, смиренное счастье слабовольного существа.

      Поэма о Великом инквизиторе содержит целый комплекс идей об отношении между свободой и рабством, грехом и искуплением, Богом и человеком. Все эти идеи требуют глубокого осмысления, ибо они не только способствуют раскрытию мировоззрения Достоевского, но и во многом оказываются созвучными современной эпохе. Затронутая русским писателем проблематика была, несомненно, актуальной, неоднократно привлекавшей к себе внимание исследователей (см., напр.: Розанов, 1906).

      Однако ее обстоятельное рассмотрение выходит за рамки данной работы. Применительно к освещаемым вопросам о влиянии Достоевского на интеллектуальное развитие Фрейда важно прежде всего обратить внимание на то, что некоторые сравнения, содержащиеся в поэме о Великом инквизиторе, нашли свое отражение в книге основателя психоанализа «Будущее одной иллюзии» (1927).

      В поэме, или легенде, о Великом инквизиторе девяностолетний старец говорит Христу о том, что люди с охотой подчинятся воле служителей церкви, будут гордиться своим смирением перед ними, а последние разрешат им грешить. «О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы позволим им грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать как благодетелей, понесших на себе их грехи перед Богом» (Достоевский, Полн. собр. соч., т. 14, с. 236).

      Аналогичные рассуждения имеют место и у Фрейда. Так, говоря об усвоении религиозных предписаний человеком, он обратил внимание на то, что, наблюдая за религиозным послушанием, священники всегда шли навстречу людям, позволяя им грешить. При рассмотрении этого вопроса Фрейд дает следующее объяснение. «Совершенно очевидно, – пишет он в своей книге «Будущее одной иллюзии», – что священники могли поддерживать в массах религиозную покорность только ценой очень больших уступок человеческой природе с ее влечениями. На том и порешили: один Бог силен и благ, человек же слаб и грешен» (Фрейд, 1989, с. 126).

      И это не единственное совпадение, встречающееся в работах Достоевского и Фрейда. В своем размышлении о роли религии в жизни человека основатель психоанализа неоднократно высказывал различные