Петербургская драматургия. Ежегодник 2022. Анатолий Козлов

Родиной. Хорошо, очень хорошо дорожить Родиной. Сын, ты в каждом письме ждал моего возвращения с фронта. Без обмана: больше не жди… Прощай. Люблю, люблю до последней капли крови! Выполняйте мое завещание.

      Затемнение

      Возникают очертания разрушенного Екатерининского дворца в Пушкине. Олег и Толик бродят среди развали.

      ОЛЕГ. Какой дворец уничтожили, гады! Я был здесь до войны. С экскурсией.

      ТОЛИК. Мы с женой тоже. Мне больше всего Янтарная комната понравилась. Что с ней стало? Как думаешь, наши ее вывезли?

      ОЛЕГ. Не знаю.

      ТОЛИК. Мы целовались на скамейке. Той самой, на которой Пушкин сидел. Такое чувство, что это было давно-давно, в другой эпохе.

      ОЛЕГ. Это и было в другой эпохе. В довоенной.

      ТОЛИК. Смотри-ка, елка!

      ОЛЕГ. Новогодняя. И серпантин.

      ТОЛИК. Новый год фашисты справляли.

      ОЛЕГ. Тоже люди.

      ТОЛИК. Нет! Они не люди! Они враги! Они уроды, изверги! Всех бы голыми руками передушил! Жрали тут и пили свой вонючий шнапс, скоты!

      ОЛЕГ. Вот закончится война, неужели в нас навсегда останется эта злоба?

      ТОЛИК. Навсегда! И на много поколений вперед!

      ОЛЕГ. Я так не думаю. Человеку свойственно забывать. И прощать.

      ТОЛИК. Простить? Никогда! Забыть? Разве такое возможно забыть?

      ОЛЕГ. Забыть все можно.

      ТОЛИК. Ты меня не зли!

      ОЛЕГ. Посмотрим, что будет лет через 20…

      ТОЛИК. Я так далеко не загадываю. День прошел, ты жив − и этого довольно.

      ОЛЕГ. Когда закончится война? Год еще, ведь не больше?

      ТОЛИК. Как думаешь, доживем до победы?

      Затемнение.

      АВТОР. В нашей семье, где и отец, и мать, и бабушки с дедушками пережили блокаду, было особое отношение к хлебу. С раннего детства я знал, что нет ничего вкуснее и нет ничего дороже хлеба. Если тебе протягивали ломоть хлеба, отказаться было нельзя: самое страшное, самое позорное, если тебя заподозрят в нелюбви к хлебу! В детстве меня всегда посылали за хлебом. Нужно было спуститься во двор, пройти еще один двор − проходной, и вот она – крошечная булочная на углу Кирочной и переулка Радищева. Я покупал в ней круглый черный хлеб за 14 копеек. На нем была характерная трещинка посредине, невероятно вкусная корочка, в которую я вгрызался, возвращаясь домой. Я приносил хлеб, который выглядел так, словно его мыши обгрызли! Но никто ни разу слова мне не сказал в упрек. Напротив, глаза родных светились от счастью: ребенок сыт, ребенок любит хлеб! Бабушка рассказывала, как за две недели до полного снятия блокады в двухдневный отпуск приехал с фронта мой дед Миша и привез с собой буханку черного хлеба….

      Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Утренние сумерки. На кровати лежат Томочка и Фрося. На соседней кровати похрапывает Михаил. Между кроватями стол, а на столе в хлебнице, накрытой полотенцем, лежит хлеб.

      ТОМОЧКА. Что-то не спится, мама.

      ФРОСЯ. Мне тоже не спится, Томочка.

      ТОМОЧКА. А папа спит?

      МИХАИЛ. Папа спит. Только не вздумаете хлеб есть! Хватит уже. А то и умереть можно. Сердце, не