Все дороги ведут на Голгофу. Джером Клапка Джером

Позже, когда её положение журналистки упрочится, она об этом подумает. Пока ещё рановато. Первые верующие прибудут где-нибудь через полчаса: ей как раз хватит времени на то, чтобы сделать несколько беглых пометок. Если она вообще когда-нибудь займётся литературой, это наверняка будет школа реализма, которая ей импонировала. Остальное тоже покажется приятным после долгой пешей прогулки от Вестминстера. Она найдёт уединённое местечко на одной из жёстких скамеек с высокими спинками и позволит атмосфере этого места проникнуть в неё.

      Тут незаметно подкралась местная служка и посчитала само собой разумеющимся, что гостье хочется осмотреть церковь. Она выглядела настолько радостной и рьяной, что отказаться язык не повернулся. Любопытная старушенция с гладкой персиковой кожей и мягкими белыми волосами, которые угасающие сумерки, украдкой проникавшие через жёлтое стекло, окрашивали в золото. Поначалу Джоан приняла её и вовсе за ребёнка. Голосок у неё тоже звучал до смешного по-детски – трогательно и вместе с тем уверенно. И только когда они пересекали проход между скамейками, куда через открытые двери падал более яркий свет, Джоан увидела, что её спутница весьма древняя и тщедушная, в том ореоле своеобразного терпеливого увяданья, которое приходит с тяжким трудом. Она оказалась крайне занимательной и переполненной полезной информацией. Звали её Мэри Стоппертон. Она провела в этой округе всю свою жизнь. Девушкой работала на Ли Хантов1 и «ассистировала» миссис Карлайл. Самого гения2 она очень боялась и всегда пряталась за дверями или забивалась по углам и переставала дышать, когда возникал малейший шанс столкнуться с ним на лестнице. Пока однажды, спасаясь от него, она ни забралась в чулан и вцепилась в дверь изнутри, а чулан оказался тем местом, где Карлайл держал свою обувь. В итоге между ними завязалась борьба: она неумолимо держалась за ручку, а Карлайл с такой же решимостью пытался дверь открыть, чтобы забрать ботинки. Закончилось всё разоблачением, дрожащими коленками и пунцовым лицом. Карлайл назвал её «женщиной» и пожелал узнать, что она тут делает. После того случая она полностью утратила малейший страх перед ним. А он даже иногда ухмылялся и позволял ей заходить с метлой и тазом в его священный кабинет. Эта привилегия явно произвела на неё неизгладимое впечатление.

      – Они не слишком ладили, мистер и миссис Карлайл? – поинтересовалась Джоан, почуяв возможность получить первосортное свидетельство.

      – Насколько я могла судить, они не слишком сильно отличались от большинства из нас, – ответила старушка. – Вы не замужем, милочка, – продолжала она, бросив взгляд на руку Джоан, лишённую перчатки, – однако люди не могут не обладать немалым терпением, когда живут с нами двадцать четыре часа в сутки. Видите ли, те пустяки, которые мы делаем или говорим, сами того не замечая, постоянно раздражают окружающих.

      – А как насчёт окружающих,

1

Речь идёт, вероятно, о семействе Джеймса Хенри Ли Ханта (1784—1859) – британского критика, эссеиста и поэта.

2

Имеется в виду Томас Карлайл (1795—1881) – британский историк, сатирик, философ, математик, эссеист и переводчик.