Азбука спасения. Том 4. Инок Никодим

видеть и знать меня, но я убегал от них, как от делателей зла.

      Итак, все это, Владыко, и иное большее того, чего не могу я ни рассказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы и страшной прелести наслаждений сей жизни. Добрые люди бегали от меня по причине моего внешнего вида, а злых я убегал по своему произволению. Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, великолепные одежды и изнеженные нравы. О себе же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, ибо боюсь и говорить и писать о таковых вещах, чтобы не впасть в противоречие словам своим и не согрешить, и будет тогда неизгладимым ложно написанное. Когда призывал меня кто-либо к делам безумия и грехам поистине прелестного миpa сего, сердце мое все сжималось внутри и как бы скрывалось, стыдясь себя самого, будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою. Любил и я все прочее житейское, что увеселяет зрение и услаждает гортань, и украшает это тленное тело, но мерзкие деяния и сладострастные желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, и ненависть к ним вложил в мою душу. Хотя произволением своим я и прилежал к ним, но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, или напротив действия мои нежеланными, что было величайшим, конечно, чудом.

      По Божественному смотрению Своему Ты отделил меня от всех: От царей, князей и богатых миpa сего. Много, много раз, когда я и склонялся уже волею к этим вещам, сам Ты не попускал состояться соизволению моему на что-либо из этого. Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, я ненавистью, Владыко, возненавидел от сердца, так что даже в беседу никогда не вступал с ними, и тогда они напротив, взбесившись, сильно били меня палками. Другие же укоряли и злословили меня пред всеми, называя меня делателем всякого беззакония и желая отвратить меня от правого пути. Ибо я избегал этих деяний чтобы не быть злословимым, а они злословили меня, чтобы я пришел к таковым деяниям. Обещающим же дать мне славу миpa сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: если бы ты обладал, говорил я, всею славою миpa, и на главе твоей был бы царский венец, а на ногах твоих пурпуровая обувь, и над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, сам же стал простецом, желая быть рабом моим, то к лукавому мудрованию твоему я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни.

      Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния и великие Твои блага, которые Ты соделал на мне? Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, то и тогда я не мог бы изречь или описать все, потому что их бездна, конечно, по бесчисленному множеству, и они недомысленны по величию славы, и я изнемогаю мыслью и надрываюсь сердцем своим, что не могу поведать о тебе, Боже мой.

      Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, и сколько раз Ты помогал мне, от чего избавлял меня и от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, не вспоминая зол, которые