Понтификум. Пепел и грех. Николай Могилевич

на мастерские и кузни Дома Дыма, на эклессии и часовни Дома Благости – вся столица будто бы находилась во власти этого громадного сооружения. Стёкла задребезжали от глубокого, наполненного печалью звона.

      – Ах, если бы не возведённый благодаря чуду мизерикордии Великий Собор Скорбящего, страшно представить, в кого бы мы обратились. Серый Саван не щадит никого, мой дорогой Менд, а потому истово молитесь, дабы Двуединый колокол не умолк, – Солерус занял место рядом с пыточным мастером, и указывая на Левантию левой рукой, облачённой в чёрную перчатку, продолжил: – Братство Погребения милосердно приняло вас в свои ряды по причинам, известным лишь понтификару Мортосу. Усердно трудитесь на благо веры и закона, и тогда, быть может, вам откроется ответ. Взгляните, – служитель указал на Дом Ночи, где беднейшие сервусы ежедневно боролись за свои жизни. – Мой дорогой Менд, вы можете управлять толпой. Своими трудами вы избавляете Левантию от грешников.

      – Возможно, вот только грехи всё равно плодятся и насыщаются страхом и ужасом, которыми их кормит Мучитель. Смерть и ужас – знатные лакомства, архисанктум. Уж надеюсь, что ваши ищейки скоро настигнут убийцу. Скоро никакие казни не смогут удержать сервусов. Атрония Люцерния во всём призналась, но, опасаюсь, что таких дев на заклание осталось немного, – Менд скрестил руки на груди и наклонил голову, испытующе глядя на архисанктума.

      – Старания братьев ордена Тихой Благости – не ваша забота, мой дорогой Менд. Мы отыщем это чудовище и тогда передадим его в ваши руки. А сейчас отправляйтесь домой. Казнь назначена на завтрашний полдень. Покажите толпе пляску висельника. Накормите её до отвала и помните – благость превыше греха, – архисанктум приложил указательный и средний пальцы к закрытым глазам и провёл ими вниз до подбородка. Менд машинально повторил двуперстие.

      – Благость превыше греха. Всего хорошего, архисанктум, – пыточный мастер подал руку служителю на прощание, но тот коротко кивнул и вернулся за стол. – Трудитесь усердно, – мрачно улыбнувшись, Менд развернулся и покинул комнату.

                                                    ***

      Сын палача вышел из собора братства Погребения на закате, когда тусклые рубиновые лучи прорезали утробу серых туч и окрасили падающий пепел багрянцем. Закат предвещал закрытие подгнивших ставен и тяжёлых дубовых ворот. С узких, воняющих грязью и дерьмом улочек спешила убраться ободранная, голодная, шумная и сварливая толпа: лоточники и рабочие, торговцы и покупатели, сервусы из ближайших деревень и продавцы оберегов от грехов, леди и их слуги, каменщики и подмастерья.

      Алый плащ заката опускался теперь на других обитателей города, которые выбирались из своих утлых домишек или из-под куч мусора: шлюхи и шельмы, нищие и перекупщики, воры и головорезы, гуляки и тёмные дельцы. Они не боялись темноты и рыщущих по улицам грехов. Дневной хоровод заканчивал очередной свой круг и начинался хоровод ночи. Ночь была