Понтификум. Пепел и грех. Николай Могилевич

первым хороводом сновал второй, ловко связывая между собой его участников. Воин стоял и улыбался, вспоминая, как давно он был оторван от всего мирского. Ему хотелось присоединиться к хороводу, пуститься в пляс, забыв о пережитом, но чёрный клинок удерживал странника от этого.

      Среди исполнявших ритуал он снова заметил мерзкие силуэты, будто сотканные из смолы. Вот массивный мужчина с раздутым животом, вот юноша и девушка предаются любви прямо в объятиях пламени, а вот сварливая старуха, избивающая маленькую девочку. Они глумливо усмехались и, подав друг другу руки, соединялись в невидимый обычному глазу нечистый хоровод. Крепче сжав рукоять меча, путник моргнул, и наваждение пропало. Остались лишь закутанные в белые нити жители деревни.

      – Три месяца коварная зима плела свою стылую белую пряжу. Но сегодня Прялочные Сумерки, друзья! Господству холодов настал конец. Волей Скорбящего, я изгоняю тьму и хлад из этих мест! – эклессиар обошёл людей, и раз в несколько шагов поджигал пряжу. С радостными возгласами люди избавлялись от пут, и втаптывали в землю белые нити. Традиционный ритуал закончился, и люди сняли капюшоны.

      – Пусть огонь рвения нашего не угасает в сердцах. Радости грядущие распалят его, горести грядущие отпрянут от него! – служитель Скорбящего приложил указательный и средний пальцы к закрытым глазам и провёл ими вниз до подбородка. Селяне вместе с путником повторили священный жест двуперстия.

      – Однако я вижу среди нас того, кто не пожелал присоединиться к нам. Кто ты, путник? Судя по чёрной рукояти, ты из братства Погребения, верно? Я Фалион Лиор, эклессиар, – он откинул капюшон и протянул к костру руки.

      – Грех затягивает петлю, святой освобождает от неё, – ответил девизом братства воин. – Я – Телестий, третий деликтор*, ныне несущий вести в столицу, – холодный глухой голос пробирал не хуже воющего ветра.

      – Откуда же ты держишь путь и что за вести? – выкрикнул один из собравшихся у костра людей.

      – Слова эти не для ушей сервусов*, да простит меня Скорбящий, – деликтор вновь повторил святой жест. – Я прибыл с запада, с плато Заката, где наши славные воины бьются с еретиками, вот и всё, что я могу вам сказать, – люди настороженно переглянулись. – Я могу доверить их только вашему эклессиару.

      – В таком случае переночуй в эклессии, деликтор. Я выделю тебе свою келью, – Фалион согнулся в почтительном поклоне, редеющие волосы заслонили глаза, в которых мелькнул недобрый огонёк.

      – Меня вполне устроит каменный пол божественной обители. Продолжайте празднество, да благословит сию общину Скорбящий, – кивнув, воин направился ко входу в эклессию. Долго ещё он слышал радостный смех и песни. Долго ещё к небу взлетали языки пламени, предвещавшие скорый приход весны. Долго ещё пепел сыпался с неба, пятная снег.

                                                    ***

      Луна – единственный источник света в эклессии,