Понтификум. Пепел и грех. Николай Могилевич

настроение. Аристея лишь сильнее опустила голову.

      – Зачем вы мне это говорите, доминус? Если на то будет нужда, мы отправимся в Джарсос вместе. Уж вы-то измыслите что-нибудь хитрое, дабы сбить эклессию со следа, – горячо проговорила девушка. Страх потери учителя уступал место уверенности в силах беглого круциария. Аристея пыталась верить в кого-то, кроме себя. – Сейчас мы мило поболтаем с этим Соркасом, переночуем у одного из сервусов, а утром купим свежих припасов и отправимся обратно, и никакие силентиары за нами не погонятся.

      – Я всю дорогу молюсь Скорбящему, чтобы так и было. А теперь помолчи, мы приближаемся, – копыта лошадей хлюпали в болотной грязи. Миазмы топей раскрывались множеством отвратительных запахов. Едва заметные багровые отблески заходящего солнца почти пропали. Ветер налетел на путников с новой силой, развевая полы дорожных плащей и забирая тепло. Из-за стволов деревьев показалось несколько вытянутых измождённых серых силуэтов. За их спинами виднелись корзины со сгнившими колосьями, порчеными овощами и пропавшим мясом. Четыре руки, выраставшие из деформированных туловищ, сжимали ржавые серпы. Лица чудовищ скрывали вытянутые остроконечные капюшоны, из-под которых доносился жуткий вой.

      – Проклятье, мы не успели. Грехи голода пробудились. В галоп, Аристея, в галоп! – Валеад оглянулся, но девушка остановила лошадь и завороженно смотрела на всё новые и новые фигуры, выходящие из чащи.

      – Там мама! – девушка вскрикнула, когда лошадь поднялась на дыбы, заржала, скидывая её в грязь, и бросилась, не разбирая дороги, вглубь леса. Аристея поднялась и медленно пошла в сторону чащи. Вытащив кинжал, девушка отбросила его в кусты.

      – Не бойся, мамочка, я тебя не обижу, – Аристея медленно шла к деревьям. Силуэты неумолимо приближались, хрипя и стеная на все лады.

      – Нет! – Валеад развернул коня и бросился обратно. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось, стук копыт разрывал тишину. Одна из фигур почти коснулась девушки ржавым серпом, но Валеад схватил Аристею и рывком поднял на круп. – Держись! – вспарывая землю, конь нёсся через сумеречный лес, а из-за деревьев выходили всё новые и новые грехи. Безмолвными фантомами следовали они за ними. Впереди замерцали голубоватые огни, а Валеад всё быстрее и быстрее гнал скакуна. «Благословенное пламя! Грехи через него не пройдут!» – мысли рассекали разум доминуса.

      Спустя несколько ударов сердца беглецы выскочили на поляну. В глаза ударил яркий свет луны, ослепив Валеада. Он натянул поводья, останавливая коня и оглянулся. Окружавшая поляну чаща затихла. Мелодичную песнь цикад прервал грубый голос:

      – Эй, вы там, мужик с девкой! Чёй-та припёрлись к нам в деревеньку? Чёй-та молчишь, будто водицы в рот набрал? Пасть раззявливай, да говори, кто такие! – в грудь Валеаду упёрлось проржавевшее остриё. На другом конце копья находился бородатый оборванец, грозно скаливший остатки