Невыносимый. Александра Салиева

кивает мой мальчик, обнимая меня обеими ручками. – Спасибо, спасибо, спасибо. Я тебя люблю, мамочка. Ты у меня самая-самая лучшая.

      Ну вот, а еще час назад едва ли не ненавидел за отъезд в Канаду. И не я одна о нем вспоминаю…

      – Вот и бегство, то есть переезд в Канаду сам собой добровольно отменяется, – комментирует Орлов.

      Вот не мог помолчать?

      Когда он молчит, я даже почти готова его терпеть рядом с нами.

      – Одно другому не мешает, – говорю как бы между прочим.

      Ответом мне служит мрачная ухмылка.

      Благо, к нам возвращается ветеринар.

      – Ну что? – снова не терпится узнать о своем новом друге сынишке.

      – Все хорошо, – уверяет его Артем Дмитриевич, судя по бейджику. – Ничего серьезного. Раны я все обработал. Держать у нас не вижу смысла. Его отмыть, да откормить и будет здоровый пес.

      Макс радостно улыбается и кивает.

      – Мы его заберем. Мама разрешила! – заявляет гордо.

      Внимание фельдшера сосредотачивается на мне, и я вижу в зеленых глазах мужской интерес, когда его взгляд проходится по мне с головы до ног, отчего я заметно краснею и поправляю шерстяную ткань юбки зачем-то. А он, заметив это, еще и улыбается.

      – Да, мы заберем, – согласно киваю я. – Вы только прививки сделайте ему, какие надо.

      – На сегодняшний день с него хватит. Позвоните мне завтра, после обеда, назначим вам новый прием, – все еще улыбается, запуская ладонь в карман, вытаскивая визитку, протягивая ту мне.

      Личную визитку.

      Невольно кошусь на Игната, но тот смотрит на все это с равнодушным видом.

      – Хорошо, спасибо, – не сразу, но забираю предложенное, пряча ее в карман куртки.

      – Забирай своего пса и помоги матери его в машину усадить. Я пока расплачусь, – предлагает Орлов ребенку.

      – Я сама расплачусь, а потом заберу пса, – не соглашаюсь с ним, глядя исключительно на Артема Дмитриевича.

      Тот кивает и приглашает меня к стойке с терминалом. Правда, мне удается сделать всего полшага в указанном направлении. Мое запястье перехвачено. А я сама – одним рывком притянута в сторону. Вплотную к Игнату. Фактически впечатана в него. Вместе со словами мне на ухо:

      – Я. Сказал. Иди. В. Гребанную. Машину.

      Голос – тихий и низкий. Вибрирующий. Бьющий по моим нервам, скручивая и вместе с тем вытягивая их в напряженные струны, которые не рвутся только чудом от посланной по ним скрытой угрозы. И мне бы испугаться, послушать его, сделать, как он говорит, но на деле я замираю и впитываю в себя эту эмоциональную мелодию, несущую с собой самое настоящее бедствие. Смотрю в потемневший взор, а мыслями снова переношусь в вип-комнату с тремя ублюдками, откуда он меня вытащил. В тот миг в его глазах тоже царила непроглядная ночь, напугавшая почти до истерики, прежде чем я поняла, что он пришел помочь, а не «добить».

      – Пошла, – добавляет Игнат.

      Но не отпускает. Сперва запускает руку в карман моей куртки и забирает визитку, которую комкает в кулаке. После этого только отталкивает