Девушка встречает парня. Али Смит

по песчаному морскому дну. Морское дно темное? Холодное? Проникает ли туда хоть какой-нибудь солнечный свет? Их похитили сирены, заманили Сцилла и Харибда. Силла и Харибда. Вот откуда у меня в голове всплыло «Свидание вслепую». Вот почему я вспомнила то немногое об этих субботах, что не забыла до конца, – субботние тосты, субботние телепередачи. Это, а также застывшие, но текучие черты лица на стене, лица старых, умудренных людей.

      Мне хотелось быть старой. Надоело быть такой молодой, такой идиотски понимающей, такой идиотски забывчивой. Надоело вообще хоть чем-нибудь обладать. Я ощущала себя интернетом, переполненным всевозможной информацией, но вся она была совершенно равноценной, а все ссылочки напоминали тонкие белые корни сломанного растения, вырытого из почвы и высыхающего, лежа на боку. Как только я пыталась получить доступ к самой себе, как только пыталась кликнуть на себя, пыталась хоть немного углубиться в значение этого «я», в смысле, углубиться дальше единственной быстро загружающейся страницы на Facebook или MySpace, я словно бы знала, что однажды утром проснусь и попытаюсь залогиниться, но обнаружу, что даже этой версии «меня» больше не существует, поскольку во всем мире упали все сервера. Настолько оторванная от корней. Настолько хрупкая. И что тогда делать бедной Антее, бедняжечке?

      Я бы села в сарае. И согрелась. И спрятала голову под крыло, бедняжечка.

      Мне стало интересно, помнит ли Мидж эту песню – о птице в сарае и приближающемся снегопаде. Я помнила, что это как-то связано с мамой. Я не знала, это подлинное воспоминание или я просто его придумала.

      Я села на кухонный пол. Начертила пальцем на паркете квадрат. Перестань. Возьми себя в руки. Я должна была уже ехать на работу. У меня уже должен был начаться следующий новый день в новой «Чистоте». У меня была хорошая новая работа. Я зарабатывала хорошие деньги. Все было хорошо. Я была креативщиком. Вот чем я была. Вот кем я была. Антея Ганн, креативщик из «Чистоты».

      Но я смотрела на своих дедушку и бабушку на фото, обнимавшихся и склонявших друг к другу головы, и мне хотелось, чтобы мои собственные кости рассыпались, хотелось, чтобы они перемешались, обглоданные рыбами, с костями другого тела, тела, которое мои кости, душа и сердце любили с бездонной уверенностью десятки лет, и чтобы теперь мы оба лежали на глубине, позабыв обо всем, кроме того, что голые кости – на темном морском дне.

      Мидж была права. Я опаздывала на работу. Уже опоздала.

      Не Мидж. Имоджен. (Кит.) Какое волшебное слово?

      Хорошо, хоть у сестры шекспировское имя. Хорошо, хоть ее имя что-то означает. Антея. Ну ей-богу.

      Разве детей не должны называть в честь богов и богинь, рек, важных мест, героинь книг или пьес, или членов семьи, которых не стало еще до их рождения?

      Я поднялась на второй этаж и оделась по-деловому. Спустилась на первый этаж. Взяла зонтик. Надела куртку. Остановилась и посмотрела в зеркало, перед тем как выйти из дома. Мне был двадцать один год. У меня были светлые волосы и голубые глаза. Меня назвали Антея Ганн, в честь какой-то девушки из прошлого, которой я никогда