Учительница нежная моя. Юрий Лузанов

Посмотрела на Анатолия, который даже не покачивался.

      – Вы пили что-то другое?

      – То же самое, – широко улыбнулся тот.

      – Я просто диву даюсь.

      Она присела рядом с бесчувственным папулей.

      – Ладно, пойду, – сказал Анатолий. – В гостинице еще толком не поселился, только вещи кинул.

      Но в коридоре его повело. Словно слепой, он облапил стену.

      – Стойте, куда вы пойдете? Вы совершенно не в форме. Я имела в виду… Кстати, четыре звезды – это лейтенант?

      – Обижаете. Кэп!

      Он театрально щелкнул каблуками и чуть не поскользнулся на паркете.

      – Осторожно! Чаю хотите? Так тоскливо оставаться одной. Отец сегодня – сами видите. Это так непривычно. Он всегда вечером шумит, хохмит, смотрит кино или футбол.

      Анатолий рухнул в кресло.

      – Уговорили.

      Они выпили чаю с печеньем. Анатолий рассказал, что его перевели сюда из Москвы. Можно сказать, в ссылку. После училища он по блату (папа-генерал) попал служить за границу. Два года отбыл в Германии, "как сыр в пиве катался". Но как-то не отдал честь командиру полка, потом ляпнул ему дерзость. В общем, был сослан на родину и очутился в подмосковной части. Но и там у него не заладилось. Солдат из его роты в пьяном виде угнал КАМаз. Солдату – трибунал и дисбат, а старлею Воробьёву – методическое пропесочивание. Хорошо хоть в звании не понизили.

      Чувствуя, что с полевым командирством не заладилось, Толик написал рапорт и пошел служить в столичный военкомат. Удалось пристроиться начальником отдела – вновь помогла протекция лампасоносного отца.

      Три года он служил не тужил. Работа была прелестная: составляй списки призывников да на подпись военкому подавай. Час несложного труда, а все остальное время – картишки и домино с сослуживцами. Чтобы не деградировать, Анатолий стал читать.

      – Всю русскую классику проштудировал, вплоть до Лескова, между прочим, – заметил он. – А на работе скукотень, балду гоняю. Целыми днями – анекдоты в курилке, шатания по коридорам. Однажды подслушал разговор нашего военкома Рылова с каким-то деятелем. Тот спрашивал у Рылова, сколько стоит откупить сына от армии. Военком назвал совершенно несусветную сумму. Проситель щелкнул замком дипломата и купюрами зашуршал. А через неделю Рылова сняли. В "Комсомолке" вышла разгромная статья про взятки в нашем военкомате с его огромным фото – морда во всю страницу. А что вы хотите? "Перестройка, гласность". Рылова арестовали, а нас давай шерстить. Пришлось подать рапорт – переводите куда угодно, хоть на Кушку, хоть на Сахалин. Да и отец к тому времени умер. Вот и отправили меня к вам в глубокую провинцию.

      В тот вечер она постелила ему в кухне на угловом диване.

      На следующий день Анатолий пришел уже трезвый и с цветами. Он принялся рьяно за ней ухаживать, зазывать в кино и кафе. Ирина отстранялась – в ней сидела одна тоска по Ярославу. Но отец поощрял настырность капитана: "Давай-давай, Толик, не робей, а то засиделась моя красавица в девках. С такой переборчивой невестой я до внуков не доживу".

      Вскоре Анатолий