Джокертаунская комбинация. Джордж Мартин

другой – с травой, выросшей на спине, полуголая женщина с хвостом ящерицы, человек-жаба, человек-обезьяна – сотни их, мятущихся в темном, бурном мире.

      Словно мой Рокс. Словно тот Рокс, который я вижу в своих снах.

      Рокс, который я построю, если они позволят мне.

      Кафка смотрел на картину, как и прочие – завороженно. Джокер, которого мы прозвали Абажур, засветился, он устремил свой светящийся взгляд на триптих, так что тот стоял, залитый сияющим светом. Джокеры, купающиеся в золотом кляре.

      Я весело рассмеялся.

      – Мы нашли способ заставить Комбинат платить за нас. – Джокеры рассмеялись, услышав словечко, которое КейСи использовала, чтобы называть правящие структуры натуралов. – Они хорошо заплатят за то, чтоб оставаться в своих собственных маленьких телах. Достаточно хорошо.

      На какое-то мгновение, глядя на «Искушение», я забыл о трагедиях в Нью-Йорке. Я забыл презрение Прайма и Блеза к джокерам и к моим мечтам. Я забыл о длительной агонии джокеров внутри моей Стены.

      Я забыл обо всем этом.

      – Рокс получил покровителей. Людей, занимающих высокие посты. Людей с деньгами. С большими деньгами. Никто больше не будет голодать здесь.

      Я снова рассмеялся, и джокеры смеялись со мной. Джокеры на картине Босха танцевали в знак солидарности.

      Есть моменты, когда жизнь – дерьмо.

      В день, когда Прайм доставил Босха, Блез совершил нечто, во что я до сих пор не могу поверить.

      Одним ужасным ударом он забрал Келли и ранил человека, который всегда помогал джокерам. То, что Блез сделал с Келли, – несправедливо. Несправедливо ни по отношению к ней, ни по отношению к Тахиону. Я слышал, как Блез привез Тахиона на Рокс. Я слышал, и я ничего не мог сделать: большинство джокеров больше не верило Тахиону, после того как он предал Хартмана. И все же…

      Меня тошнит – выворачивает наизнанку всего, – когда я слышу боль Тахиона. Хуже. Я не могу отрешиться от нее, как я делаю с некоторыми другими голосами. Я почувствовал ее сразу, как только они миновали стену. Может быть, из-за моего увлечения Келли, может быть, это были отголоски телепатии Тахиона, но мы связаны.

      Он звучит в моей голове так громко. И причиняет такую боль…

      Горящее небо, молю, помоги мне…

      Она причиняет такую боль. Она заставляет меня страдать.

      Я был в ярости, хотя некоторые джокеры смеялись, услышав об этом. Я послал к Блезу Арахиса с посланием, в котором требовал вернуть Тахиона в его тело. Я сказал ему, что понимаю: у Блеза могут быть причины желать зла Тахиону, но доктор сделал для джокеров больше, чем кто бы то ни было. За это, сказал я, хочу, чтобы Тахиона освободили немедленно. Блез отомстил: он показал, насколько силен. Так пусть Тахион уйдет.

      Я губернатор. Не так ли?

      Блез послал Арахиса назад со снимками, сделанными на полароид: тело Келли – Тахиона – обнаженное и распластанное, ее широко распахнутые глаза, затравленные и безнадежно непокорные. Тахион – беспомощно раскрытый,