Любимые дети, или Моя чужая семья. Диана Чемберлен

стук. Мы с Энди переглянулись и застыли, словно статуи.

      – Лорел! – откуда-то снизу крикнул дядя Маркус. – Вызови полицию!

      Эндрю вылетел из комнаты прежде, чем я успела его остановить. Я последовала за ним в коридор, пытаясь схватить брата за руку.

      – Не спускайся вниз! – крикнула я. Но он оказался чересчур проворен. Вырвался и слетел по лестнице.

      – Держись подальше от всего этого! – услышала я мамин вопль. – Тут повсюду стекло!

      – Оставайся наверху, Мэгги.

      Я увидела ма. Она прижимала к уху телефон и смотрела в сторону гостиной.

      – Кто-то бросил…. не знаю, что это. Камень, Маркус?

      Дядя Маркус что-то ответил.

      – Кусок бетона или что-то в этом роде, – пояснила ма. – Кто-то бросил… да… Алло!

      Она заговорила в телефон. Голос дрожал:

      – Это Лорел Локвуд. Кто-то только что бросил кусок бетона в наше окно.

      Я пошла к себе, прижимая к груди медведя. Возможно, мне следовало спуститься вниз. Помочь все убрать, но я была слишком измучена. Подобные вещи не случаются на Топсейл-Айленд, и я знала, что это не просто хулиганство. Они охотились за мной. Но при этом страдала моя семья.

      После обеда я посмотрела в окно спальни. Два фургона телевизионщиков еще были здесь. Что они собираются делать? Торчать здесь всю ночь? Всю неделю? Бьюсь об заклад, им понравилось снимать приезд копов и дядю Маркуса, закрывающего разбитое окно штормовыми ставнями.

      Я закрыла жалюзи. Немного погодя даже набралась мужества включить новостной канал на ТВ. Села на кровать и положила подбородок на сидевшего на коленях мишку. Долго ждать не пришлось. На экране возникли люди. Толпившиеся у тюрьмы. Вопящие и размахивающие лозунгами.

      – Вопреки протестам, – сказала репортерша на вид не старше меня. – Сегодня из Женского исправительного заведения Кауачи освободили Мэгги Локвуд после отбытия двенадцатимесячного заключения за попытку поджога церкви Друри-Мемориел в Серф-Сити.

      Несколько минут она распространялась о том, кто я и что сделала, после чего стала брать интервью у людей на улице. Первым был темноволосый мужчина, такой обозленный, что изо рта летели капельки слюны.

      – Она получает год тюрьмы! А потом начинает новую жизнь, словно ничего не случилось! – прорычал он.

      – Хорошо бы, – громко сказала я.

      – Мой дядя мертв! – кричала молодая женщина, чье лицо было искажено ненавистью. Ко мне. – Он был таким хорошим человеком! А эта девица выкрутилась с помощью слизняка-адвоката.

      Должно быть, это племянница мистера Игглса, поскольку он единственный взрослый, погибший при пожаре. Я подумала о своем дяде. Представила его мертвым, жертвой кого-то вроде меня. НЕТ!!!!

      Я вздрогнула и помахала рукой перед лицом, чтобы отогнать мысль.

      На экране появился преподобный Билл. Я охнула. Мне так не хотелось смотреть на него. Он стоял перед кирпичной церковью. Новая Друри-Мемориел? Вау. Совершенно другая.

      – Многие люди рассержены, – сказал он. – Нам удалось заново выстроить Друри-Мемориел. Работы почти закончены. Но мы не можем